Идущие к свету, рожденные тьмой

Джоча Артемий Балагурович

– Я все же рискну и заночую здесь, - ответил Родрик.
– К тому же сейчас я стеснен в средствах, и даже сельская корчма мне не по карману.

– Как вам будет угодно, сир, - с искренним сожалением в голосе ответил храмовник.
– А сами вы куда направляетесь?

– Еду во временный лагерь серых стражей, разбитый неподалеку от Денерима. Следуя семейным обязательствам я должен вступить в их ряды.

– Сочувствую, вам сир.

– Это отчего же, - нахмурившись, спросил Родрик.

– Как и мы, храмовники, и как она, - храмовник кивнул в сторону слушавшей их разговор Фейнис, - вы больше не будете жить обычной человеческой жизнью. Ни семьи, ни родного очага. Как

не крути, это тюрьма, отсутствие свободы.

Разговор затих.

– Пора спать, - нарушил затянувшееся молчание храмовник.

– Я подежурю, - отозвался возница, поближе придвигаясь к костру - Вряд ли я смогу уснуть.

– Мудрое решение, - кивнул храмовник, отодвигаясь от костра в сумрак.

Родрик остался сидеть у костра вместе с возницей. Так они сидели молча несколько минут. Родрик лениво шевелил палкой головешки в костре, а возница уже начинал позевывать. К самой Фейнис сон не шел. Слова храмовника про тюрьму не выходили у нее из головы. До этого храмовники почти не разговаривали с ней и не говорили, куда везут, и хотя она не питала каких-то иллюзий на свой счет, впервые из уст одного из своих провожатых она услышала, что ожидает ее впереди.

Фейнис снились необычные сны, она точно не знала, сколько они длились и были ли на самом деле снами или искаженной реальностью, на которую она взирала сквозь завесу из тени. В лучшем случает эти сны были гротескными, но чаще всего были наполнены кошмарами, и неизменным в них было лишь то, что отнюдь не Фейнис была их действующим лицом, а люди, находившиеся в этот момент поблизости. Она будто подглядывала за ними, неслышно двигаясь по ту сторону полупрозрачного зеркала, в которое каждый из них смотрелся, засыпая. Как только она сосредотачивала на ком-то из них внимание, это самое зеркало начинало разыгрывать самое их суть, нечто скрытое в этих людях так глубоко, но одновременно определяющее всю их сущность. Храмовники называли демонами бестелесные созданиями, обитающие по ту сторону завесы и алчущие человеческих эмоций. Демоны роились в тени, стараясь проникнуть через тонкую грань, отделявшую тень от материального мира. Их неприглядными проявлениями в мире живых служители Андарсте объясняли все людские пороки. Кажется, Фейнис, как тот маяк, высвечивала в тени людские души, на время почти стирая препятствие на пути демонов, и позволяя им хоть и ненадолго наперебой заявлять о себе, поднимая на поверхность все скрытое в тайниках человеческой души. Корчи страха, желание причинять боль, картины плотского непотребства - то, что в обычных снах ускользает и растворяется в дымке, стоит лишь проснуться, на этот раз превращалось почти в физическую реальность. Ссоры, распутство, ненависть в итоге вырывались за пределы грез, приводя к реальным конфликтам, душевным расстройствам и даже смертям.

Фейнис не доставляло ни малейшего удовольствия мучить людей. Уж точно не своего покойного отца, сошедшего с ума и покончившего с собой, и не мать, достойную женщину, внезапно воспылавшую плотским соблазном к чужому мужчине и ставшую жертвой односельчан, обвинивших ее в блуде. Фейнис пыталась не спать, изнуряя себя бессонницей, но все равно наставал момент, когда от усталости и измождения дрема овладевала ей, и демоны снова следовали за ней по пятам, готовясь пировать беззащитной душой очередной жертвы.

Вот и сейчас Фейнис не желала засыпать, дав себе слово не навредить присоединившемуся к их лагерю путнику. Но пламя догорающего костра незаметно убаюкивало ее. Веки под тяжестью усталости закрылись, и Фейнис погрузилась в сон. Влекомая привычной тропинкой, пролегающей на границе тьмы и света, она еще пыталась противиться соблазну, но в серой пустоте уже теплились, маня, огоньки спящих душ. Она зажмурилась, не желая их видеть, но близкое тепло, исходящее от одной из них, заставило Фейнис приоткрыть глаза и мысленно протянуть к ней руку. Всего лишь слабое касание заставило серую мглу съежиться и грязным комком скатиться за далекий горизонт. Она почувствовала на лице дуновение ветра и тепло солнечных лучей.

Худенький черноволосый паренек сидел на ветхих мостках, на берегу небольшой речушки и, чуть приоткрыв рот, следил за самодельным поплавком, сделанным из винной пробки. Иногда он подергивал свою удочки, сооруженную из струганной палки, чтобы заставить плясать под водой давным-давно сдохшего червяка. Кажется, он почувствовал, что за ним наблюдают, но не повернул головы, боясь пропустить момент, когда рыба соблазниться на его нехитрую уловку. Наконец, видимо потеряв надежду, он повернул голову и приветливо кивнул ей, щурясь от низкого утреннего солнца.

– Привет, я Родрик, а ты кто?

– Фейнис, - ответила она, робко улыбнувшись в ответ.

Юный Родрик поднял удочку и перехватил поплавок рукой.

– Не клюет сегодня совсем, - с досадой, как заправский рыбак, пожаловался он.
– Надо искать другое место. Хочу пройтись вдоль берега и поискать подходящую заводь. Пойдешь со мной?

Фейнис с опаской посмотрела по сторонам. Она запрокинула голову к голубому небу, пристально всмотрелась в низкие облака на горизонте, попыталась проникнуть взглядом сквозь воды лениво текущей реки, ища подвох, но здесь и сейчас кроме нее и Родрика не было ни души. Разве что вдалеке виднелся двухэтажный особняк, из невысокой тубы которого поднимался белесый дымок, доказывающий, что место это не так уж и безлюдно.

– Это мой дом, - махнул в сторону особняка Родрик, - Жаль, что отец не пошел со мной на рыбалку. Уж он-то знает все рыбные места. Но ничего, я тоже их разыщу.

Он аккуратно свернул снасть, сделанную из грубой пряжи, и выжидательно посмотрел на Фейнис. Она шагнула к нему, обнаружив, что чувствует своими босыми ногами иссушенную солнцем траву, щекочущую пальцы. Когда она оказалась совсем близко от юнца, Родрик закинул удочку на плечо и пошагал вперед. Легкий ветер трепал его простую свободную рубаху и закатанные по щиколотки штаны, а из-за свежескошенной колючей травы он смешно косолапил ногами. Фейнис пошла рядом, с удовольствием переняв его забавную походку.

– Ты из Мортонов или Беллов, - поинтересовался Родрик.

Фейнис отрицательно покачала головой.

– Ну и хорошо, - выпалил Родрик.
– Эти зазнайки вечно норовят выпасти своих прожорливых коров на наших лугах. Так откуда ты?

– Из деревни, - наугад ответила Фейнис.

– Я там никого не знаю, - признался Родрик. - Медж, наша домработница ходит иногда к вам за молоком и овощами.

Фейнис оглядывалась по сторонам, ожидая, что этот восхитительный сон внезапно закончиться каким-нибудь ужасным происшествием, и что хуже всего, причиной этих несчастий будет она, Фейнис.

– Эй, что с тобой?
– Родрик нахмурился.
– Ты как будто боишься чего-то?

– Нет, ничего, - поспешила успокоить его Фейнис.

Родрик недоверчиво прищурился, затем, расправив плечи и, выпятив худую грудь, заносчиво произнес:

– Если кто обидел тебя, скажи мне! Я ему тут же надаю тумаков!

Он взмахнул удочкой, как каким-нибудь мечом, но со стороны это выглядело столь комично, что Фейнис не удержалась и рассмеялась. Спохватившись, она быстро прикрыла ладонью рот, боясь, что ее смех обидит юного Родрика, но он расплылся в широкой улыбке, довольный тем, что смог развеселить свою новую знакомую.