«Идущие на смерть»
Шрифт:
От адмиральского «фитиля» стоявшие в рубке лейтенанты и мичмана приуныли — все было сказано исключительно по делу. А Вильгельм Карлович уже пристально смотрел на крейсера Камимуры — они шли на сближение, жаждая до наступления сумерек еще дать русским бой, и попытаться добиться хоть какого-то успеха…
"Цесаревич" после боя в Желтом море 28 июля 1904 года
Глава 31
— Анатолий Михайлович, мы связаны одной цепью до самого окончания осады Порт-Артура японцами, и у нас будет одна участь — или мы отстоим крепость, или погибнем. По крайней мере, я не собираюсь сдаваться
— Целиком согласен с вами, Павел Петрович, только к чему такое самоуправство?! Я все же командующий войсками в Квантуне, так что немедленно прикажу собрать военно-полевой суд, и по его приговору повесим изменника, даже пулю тратить не придется!
Генерал-лейтенант Стессель даже хохотнул, и сжал кулак, демонстрируя решимость. Но только Ухтомский знал, что осада Порт-Артура затянется, русский гарнизон отразит несколько кровопролитных штурмов, но в декабре сам Анатолий Михайлович подпишет акт о капитуляции, и сдаст японцам героически сражавшуюся полгода в полной блокаде крепость. И угодит на скамью подсудимых за эту «преждевременную» сдачу, ведь в «строю» остались еще двадцать тысяч военных, а запасы продовольствия могли дать скудное пропитание еще на месяц. Даже один штурм еще могли отбить — оставалось порядка шести миллионов патронов и до десяти тысяч снарядов.
Петербургские «воротилы» категорически не желали брать вину на себя, ведь падение крепости произошло именно по их прямой на то вине. А ведь могли даже в условиях блокады отправлять в Порт-Артур пароходы со всем необходимым, и удачные примеры подобных прорывов были, нужно было только организовать их.
Палец о палец не ударили сановники в золотых погонах, да где этот для них Порт-Артур с его нуждами?!
А за полгода осады защитники понесли жуткие потери неприятелю, но и сами умылись кровью — японцы потеряли свыше ста тысяч солдат и офицеров убитыми и раненными, трех своих на каждого пролившего кровь защитника крепости. Все надеялись на помощь — вот только ее не было, да и быть не могло. Так что падение Порт-Артура могло быть лишь оттянуто во времени, не декабрь так январь — число сдавшихся в плен стало бы намного меньше — но когда в столице считали погибших солдат, этой «серой скотинки». Да 3-я японская армия генерала Ноги появилась бы у Мукдена чуть позже — но и там результат остался бы таким же катастрофическим.
Ухтомский как никто понимал весь расклад, трагичный и страшный, а потому сразу принял решение не надеяться на помощь извне, справедливо, но в тоже время, зная российские реалии, с толикой цинизма, рассудив, что спасение утопающих дело рук самих утопающих!
К встрече со Стесселем он подготовился, и постарался, чтобы генерал пригласил его на ужин, целые сутки ссылаясь на неотложные дела. И вот теперь можно поговорить о делах.
И первый вопрос последовал провокационный:
— Анатолий Михайлович, давайте откровенно поговорим. Как вы думаете, надолго ли затянется осада крепости?!
— К октябрю закончится, я так думаю, с подходом войск нашей Маньчжурской армии! Алексей Николаевич добьется успеха в решительном сражении под Ляояном, и погонит японские войска обратно.
Ухтомскому хотелось хмыкнуть и сказать что-то вроде — «а вы, батенька, неисправимый оптимизм, который даже в яме с дерьмом ухитряется заявлять, что все идет строго по планам» — но он сдержался. Нужно было сбить генерала с благодушного настроя, и он решился.
— Думаю, Анатолий Михайлович, под вашими словами были бы серьезные основания, командуй армией кто-то другой, а не бывший военный министр. Нет-нет, не собираюсь лезть в ваши армейские дела, но я хоть и моряк, но военный. А потому
Лицо Стесселя побагровело, все же корпоративность в крови у офицерства, а тут такое наглое сомнение в благоразумии командующего, заслуженного генерала, да еще со стороны флотского адмирала, ничего не понимающего в армейских делах. Вот только не в планах Ухтомского было отдавать инициативу, тем более что ее потеря означала незамедлительную свару, которая должна закончиться сакраментальной фразой — «сам дурак», и извечным вопросом в такой ситуации — «а ты кто такой?!»
— Будь вы командующим Маньчжурской армии, уважаемый Анатолий Михайлович, в победе над японцами у меня не было бы ни малейших сомнений — войска под вашим предводительством дошли бы до Порт-Артура обязательно, пусть не сразу, но прорвались, — Стессель побагровел еще больше, но отнюдь не от возмущения. Нужно было продолжать дальше, исходя из принципа «ковать железо, пока оно горячо», и Ухтомский заговорил напористо, приводя доводы:
— А вот таланту Алексея Николаевича солдаты и офицеры уже не верят после целого ряда злосчастных поражений — и поверьте, это только начало. Да, он бывший военный министр, отличный реформатор и администратор, но полководец ли?! Куропаткин был начальником штаба у легендарного «белого генерала», но он сам отнюдь не Скобелев, просто осененный его славой, чужой заметьте, — Ухтомский остановился, смотря на несколько ошарашенную физиономию Стесселя, и тут же продолжил в таком же духе «подрывать» отношение к командующему
— Алексей Николаевич только и делал, что проводил в жизнь решения Михаила Дмитриевича. А тот ему всегда советовал никогда не брать на себя командование армией, потому что полководец из него не получится! Поверьте, мне о том говорили фельдмаршал и великий князь — а его высочество знает, как на самом деле все обстояло. Несчастливая у генерала Куропаткина будет звезда на бранном поле, здесь, в Маньчжурии. Хороший полковой командир армии водить не может, это как старшего офицера броненосца на флот поставить — много ли он навоюет?! Добьется ли побед?! А вы по штабам не отирались, вы боевой генерал и солдата хорошо знаете!
Стессель выглядел несколько растерянно, возмущение у него схлынуло. Все правильно — многие люди относятся к лести насторожено, если это блюдо неумело подают. А нужно всегда играть на противоречиях, в военной среде отношения порой как у скорпионов в банке, и любой генерал априори либо завидует, или ненавидит другого коллегу с золотыми беспросветными погонами. Ведь недаром Наполеон говорил, что любой солдат носит в своем ранце маршальский жезл. Носит то, он носит, но маршалов мало, и чтобы достигнуть этого чина, нужно прошагать не только по неприятельским трупам, но и по своим «собратьям» и «товарищам по оружию».
А как иначе?!
Удачливому не только завидуют, его дружно ненавидят — ведь он поднялся вверх, и теперь командует своими соратниками, что превратились в его подчиненных, и при этом считают себя более достойными выдвижения, так как они талантливей, только их «обнесли» и с наградами, и чинопроизводством. И порой генералы искренне счастливы, когда их даровитый коллега терпит поражение, и со сверкающей вершины властного Олимпа падает обратно в их среду, а то и ниже. Вот тут нужно воспользоваться моментом, и затоптать в самую грязь, чтобы больше не вздумал подняться!