Идущие следом
Шрифт:
– Мне кажется, Жак, вы что-то недоговариваете… Что-то случилось?
– Признаться, шевалье, то, что вы изволили очнуться, самая большая радость для меня.
– Эх, дьявол! Вы скверный лицемер, Жак де Тресс! На вашем лице написан изрядный перечень невзгод, в кои вы умудрились влипнуть, пока я валялся без чувств.
– Суета сует…
– Хм… – Шевалье попытался покачать головой, но скривился и опять уставился в потолок. Немного помолчав, он добавил: – Ладно, как знаете. Расскажете, когда сочтёте нужным.
– Призрак… Он разнёс моё жилище вдребезги, – вздохнул я. – В моём доме
– Вы что, переживаете из-за домашнего скарба? Жак, вы меня удивляете…
– Беспокойная душа испугала мою хозяйку. Магда едва не умерла от страха и отказалась от места.
– Вот это скверно! Если душа начала буянить, то не просто так. Что-то её встревожило, а то и разозлило. Вы правда ничего не натворили? Может, привели домой куртизанку? Сие полезно для здоровья, но призраки, надо заметить, не терпят прелюбодеяния!
– Господь с вами, шевалье!
– Не хмурьтесь! Прах меня раздери! На вас лица нет.
– Быть может, вам что-нибудь принести?
– Нет, не нужно. Ступайте, Жак! Ступайте и немного отдохните. Мне нужно подумать.
– Вы позволите мне высказать одну догадку?
– Касательно Альбертины?
– Нет, – покачал головой я. – Касательно вашего здоровья.
– Хм… Разумеется!
– Вас отравили, и это мог сделать Даниэль Сагальский.
– Признаться, Жак, – вздохнул шевалье, – я бы не был удивлён, узнав, что так оно и есть. Этот священник слишком упрям.
– Он хотел раскрыть вашу… Вашу сущность.
– И это ему удалось. Не будь я… – де Брег криво усмехнулся. – Не будь я оборотнем, то уже давно бы издох, как шелудивый и бездомный пёс.
– Вы будете мстить?
– Кому? Сагальскому? Господь с вами, Жак! Осуждать этого святошу – всё равно что обижаться на осеннюю слякоть или летний зной! Священники живут по своим законам, созданным для достижения некой, как им кажется, высшей цели. Грешно обижаться на убогих! Кстати, я очень боялся, что вы догадаетесь, кто именно убил вашего бедного Пьера.
– Это сделал священник?!
– Судя по всему, святоша обыскивал наши седельные сумки, которые, как вы помните, оставались в конюшне. Пьер, как мне кажется, это заметил, но сделал ошибку. Ему надо бы промолчать, а он решил выразить своё возмущение. Ваш слуга был горячим парнем, не так ли? Вот за это и поплатился. Святой отец вывел его во двор, начал увещевать, объясняя свои поступки, а затем, улучив момент, убил. Увы, но я не мог вам рассказать о своих выводах и подозрениях. Вы слишком нетерпимы, и дело закончилось бы весьма скверно. Надеюсь, Жак де Тресс, что вы поймёте меня и простите. Когда станете немного взрослее и мудрее, то поймёте и Даниэля Сагальского. Зачастую жизнь оборачивается таким скверным образом, что приходится совершать очень плохие вещи. Это ещё не самое ужасное. Поверьте мне на слово.
– Как вы думаете, – глухим голосом спросил я, – где он сейчас?
– Сагальский?
– Да.
– Надеюсь, Жак де Тресс, вы не собираетесь броситься за ним в погоню?
– Нет. – Я покачал головой.
– Вот и славно. Тем паче что священник давно убрался из Баксвэра и сейчас направляется в неизвестную нам обитель. Знать бы, за каким чёртом он туда поехал? Вы помните, что я упоминал Сагальскую обитель, в которой был воспитан отец Даниэль?
– Конечно! Вы обещали рассказать историю этого монастыря.
– Рассказывать особо и нечего, но некие факты, связанные с делами тамошних братьев, не могут не привлечь нашего внимания. Дело в том, что сей монастырь славится учёными мужами, кои изучают древние рукописи. Кроме этого, монахи известны тем, что способны прочитать любую тайнопись. Вас это не настораживает?
– Хотите сказать, что Даниэль Сагальский увёз туда дневники и записи графа Буасси?
– Отец Раймонд мог пойти на такой шаг. Кстати, если уж зашёл разговор о сей обители, то именно её братьями были переведены тексты знаменитой Liber Linteus – Льняной Книги, найденной неподалёку от Рима. Увы, но её первая часть была утеряна, что сильно расстроило этих святых отцов, но вторую они изучили весьма тщательно, хоть и не спешат поделиться открытием со всем миром.
Глава 30
Возвращаться к себе домой не рискнул. Можете назвать это излишней осторожностью, но я счёл сей поступок правильным и благоразумным. Не хотелось вызвать гнев неупокоенной души Альбертины де Вердан. Посему я снял у Гая каморку и завалился спать. Проснулся в сумерках – по-осеннему хмурых, наполненных лёгким шумом дождя и ветра.
Спустившись в залу, где звучали голоса бражников и притворный смех блудниц, услышал голос мастера Григориуса, который по всегдашнему обыкновению обращался к посетителям своего заведения:
– Вы, чёрт бы вас побрал, предаётесь блуду, забывая о Божьих заветах и наставлениях его верных слуг, кои предостерегали от чрезмерных увлечений женскими прелестями! Знаете ли вы, грешники, что такое блуд?! Сие… – Мастер Григориус ткнул пальцем в потолок, а потом так грохнул кулаком по столу, что вздрогнули не только кружки, но и сам прилавок. – Сие слово произошло от греческого «порнейа», что означает недозволенную распущенность, которой вы предаётесь, не жалея ни сил, ни времени! Вы олухи, только и думающие, как бы задрать юбку какой-нибудь грешнице! Забыли о словах апостола Петра?! «Дабы опять, когда приду, не уничижил меня Бог мой и дабы не оплакивать мне многих, кои согрешили прежде и не покаялись в нечистоте, блудодеянии и непотребстве, какое делали!» Алан, старый ты пьяница, я к тебе обращаюсь! – взревел Гай и ткнул пальцем в одного из бродяг. – Убери руку с бёдер этой худосочной девки и подумай о карах Небесных! Там и щупать-то нечего!
Мастер Григориус нахмурился, обвёл взглядом посетителей и продолжил:
– Между тем чревоугодие, хоть и порицается Святой церковью, является грехом гораздо меньшим! Вот и подумайте, что более угодно Господу Богу? Отдать монеты какой-нибудь потаскушке, рискуя навлечь гнев Божий, или же заказать кувшинчик вина и кусок жареной свинины?!
Оглянувшись, я заметил монаха, выходившего из комнаты шевалье де Брега. Капюшон закрывал лицо, и сей посетитель остался неузнанным. Единственное, в чём был абсолютно уверен – это не брат-инфирмарий. Монастырский лекарь был выше ростом и шире в плечах. Монах, не обращая внимания на галдящих и веселящихся гостей, прошёл к выходу и скрылся.