Идущие за кровью
Шрифт:
— Но ведь это уже полночь, — удивился я. — Не слишком ли позднее время для визитов?
— Я их тоже предупреждал, но когда они узнали, что речь идёт об их «дореволюционном» прадедушке, то не только согласились на столь поздний визит, но и сами настояли, чтоб я приезжал незамедлительно. Но, сказать по правде, чем-то они мне не понравились. Какие-то слишком алчные и скользкие. Минут двадцать мне рассказывали о том, кем бы они были и как бы замечательно жили, если б не «проклятые коммунисты», и как они, бедные, от них настрадались… А у меня почему-то сложилось впечатление, что если им отдать всё, что в семнадцатом отобрали, и компенсировать причинённый ущерб, то они зажили бы так, что… Скажем иносказательно: их «дореволюционный» предок, обладай он провидческим даром, тратил бы в своё время деньги не на книги,
— Вот что правда, то правда, — согласился я. — «Семейная порука» у меня уже поперек горла стоит. Меня, офицера уголовного розыска, постоянно тыкают носом: вот этих разыскивай-сажай, у них заступников нет, а вот этих не трогай, у них папочки, ох, как высоко сидят!.. А мне хочется «разыскивать-сажать» как раз последних, потому что первые, когда воруют, делают это для того, чтоб не сдохнуть с голода. Не оправдание, но логикой я понять это могу. А вот «вторых» я не могу понять ни логикой, ни душой. Все их преступления стоят на жадности. Почему это у папочки есть деньги, а у меня только «тонна» зеленых в месяц?! Да это же не деньги! Я девочек красивых хочу, я за границу хочу, я шмотки от Кардена хочу! А не познакомиться ли мне с «нужными людьми» и не начать ли «наводить» на квартиры богатых папочкиных друзей?.. Но это «примитив», такой же частый и «естественный», как ставшие «традицией» в кругу этих прыщеватых «сыночков» изнасилования. Все это руководствуется примитивной логикой: не дают — возьму сам, в крайнем случае папочка простит и от всего «отмажет». Но куда хуже, когда своих «желторотых» отпрысков пристраивают на «тёплые» места, и эти выращенные в «оранжерейных» условиях недоросли начинают разваливать своим скудоумием те места, в которые их пристроили «по блату». Я с несколькими такими ребятами встречался. Они меня «как надо работать» учили. Начальники — обязанности такие… А как в телевизор, в политику, да в бизнес глянешь — плакать хочется. Единственное место, куда «блатному потомству» путь заказан — искусство. Пару–тройку клипов, фильмов или книг «состряпать» с помощью папиных связей и денег ещё можно, но зажратость и бесталанность в искусстве видна — как ни прячь… Пётр Петрович, а информация о «третьей сестре», живущей в Петербурге, была дана для «общего развития», или это намёк на то, что «разорваться ты не можешь, а потому топать мне незваным гостем к купеческому чаду с расспросами о прадедушке»?
— Умный мальчик, — ехидно улыбнулся Петров. — А главное — сообразительный. Сразу видно, что папа у тебя не генерал МВД. И предупредил я тебя насчёт их амбиций именно по этой причине. Когда эта «старая клюшка» начнёт проедать тебе плешь про «коммунистов», «палачей НКВД» и «культ личности Сталина», не вздумай ляпнуть: «Был культ, но была и личность». Я тебя знаю, это в твоём духе. Так что держи рот на замке. Щипай себя незаметно, губы кусай, матерись про себя, медитируй, но терпи! Нам факты нужны, а старушка, пока все наболевшее и накипевшее на тебя не выплеснет, — к делу не перейдёт. Так что — терпи, понял?
— Я вообще не вижу смысла к ним ехать, — признался я. — Какой информации ты от них ожидаешь?
— Не знаю. Но иного выхода я пока не вижу. У нас с тобой только догадки, а они могут дать нам какие-нибудь факты. Наверняка у них в семье сохранились предания
— Только будьте осторожнее, ребята, — напутствовал нас на прощание Агасфер. — Если он был наделен магическими способностями, то вполне возможно, что его дар «по наследству» дошёл и до этих старушек. Не угодите в котёл… Съедят.
— Бог не выдаст, ведун не съест, — отшутился я. — Это уже пытались сделать ребята куда крепче да позубастей… С одной «бабой-ягой» я как-нибудь справлюсь. А Петров… Это не большая потеря, — и игнорируя яростное шипение «советника», серьёзно добавил: — Куда хуже будет, если она и впрямь начнёт читать лекции по марксизму-ленинизму. Я так устал от этого, что лучше бы съели…
Я ещё раз сверил номер на табличке двери с номером на бумажке, данной мне Петровым, и нажал кнопку звонка. Минуты три за дверью стояла тишина, и я было протянул руку, собираясь повторить «марш» на потёртой кнопке, когда двери неожиданно распахнулись и в тусклом свете на стенных бра я увидел…
Сначала я подумал, что передо мной мираж. Сравнить её с призраком или галлюцинацией у меня не повернулся бы язык. Но и к реальному миру она не могла принадлежать.
Высокая, стройная, с величественной осанкой и гордой посадкой головы, словно оттягиваемой назад тяжелой гривой золотисто-медных волос, она вопросительно смотрела на меня своими ярко-зелёными глазами, ожидая объяснений причин столь позднего визита. Но я не мог вымолвить ни слова, остолбенев от восхищения и неожиданности, и лишь переводил взгляд с короткого золотистого хитона, в который она была облачена, на серебряную диадему с зелёным камнем посередине, венчающую её голову, словно корона.
— Это театральный костюм, — ответила она на мой немой вопрос. — Я готовлю костюм для премьеры… У вас очень смешной вид. Неужели никогда не были в театре?
Я только отрицательно покачал головой, не в силах оторвать взгляда от её удивительного своей чистой, древнерусской красотой лица.
— Вы что-то хотели? — напомнила она, не дождавшись от меня инициативы.
Я кивнул и протянул ей бумажку с адресом и фамилией предполагаемой «бабы-яги». Она прочитала корявые строчки, вернула мне листок и кивнула:
— Да, это я. Чем могу быть полезна?
Но вот теперь я онемел окончательно. Представьте себя на моем месте: ожидая увидеть сморщенную, брюзгливую старуху, вы встречаете ожившую статую мастеров Древней Эллады, воплотившую в себе все самые смелые и идеалистичные мечты мужчины о любви, юности и красоте. Все, на что я оказался способен, это извлечь из кармана удостоверение и протянуть ей на открытой ладони. Озадаченная моим необычным поведением, она взяла красную книжечку, раскрыла её и, прочитав, встревожилась:
— Что-нибудь случилось?
Я вновь помотал головой: сперва отрицательно, потом утверждающе. Потом подумал и пожал плечами.
— Так, — сказала девушка. — Кажется, возникают некоторые сложности… Странно, я всегда была уверена, что немых в милицию не берут… Проходите.
Она отступила в сторону, пропуская меня в квартиру. Несмотря на поздний час, спать здесь явно не собирались. Повсюду горел свет, а из дальней комнаты доносились загадочные мелодии песен Мелен Фармер.
— Ирочка, сколько можно ждать? — послышался чей-то блеющий голос, и в коридор выглянула худощавая физиономия с недовольно-брезгливой гримасой.
Увидев меня, «физиономия» расплылась в некоем подобии приветственной улыбки, и к нам вышел долговязый, вертлявый парень в синем джинсовом костюме.
— Вы к нам? — спросил он.
Мне показалось, что он даже не идёт, а скорее подползает, так вкрадчиво-плавны были его движения. Моё эйфорическо-мечтательное настроение сразу улетучилось. Конечно же, у такой девушки должен быть толстосум-покровитель, это вполне в духе нашего циничного времени. На «крутого коммерсанта» или, тем более, бандита её приятель не был похож, и мысленно я причислил его к той самой породе богатых «папенькиных сынков», о которой совсем недавно мы с Петровым говорили. Долговязый скользнул к девушке и обвил рукой её талию.