Идущий
Шрифт:
Это показалось бы ему немыслимым, имей мальчик возможность, проанализировать ситуацию на свежую голову. В подвале явно присутствовало нечто, и, скорее всего, это нечто не являлось летучей мышью. Значит, оно наверняка представляло опасность. Дини слышал шорох, означавший, что кто–то пробрался в подвал, но повторного шороха, по которому можно было бы судить, что этот кто–то убрался восвояси, не случилось.
В этой ситуации мальчик, казалось, был обречён сидеть, замерев от ужаса и твёрдого, как гранит, мрака, сколь угодно долго. Сидеть даже при сильной потребности во сне. На самом деле всё
Тишина убаюкивала, тьма лишь усиливала этот эффект, и мальчик начал клевать носом. Сказывалось то, что Дини всё–таки был измотан. Забытьё же, подаренное уродливым похитителем, было искусственным и только ухудшило состояние. Размягчённое воображение нарисовало пустой подвал, убрало всё лишнее и неизвестное, осветило все невидимые углы. Ничего, представлявшего непосредственную опасность, не осталось, и это было самым веским козырем.
Физическая потребность легла на ребёнка мягкой, давящей массой, и, чтобы не чувствовать дискомфорт, можно было лишь поддаться, принять её правила, раствориться с ней.
На фоне тьмы, кое–как разбавленной далёкими ирреальными отверстиями, испускавшими хрупкие, короткие иглы света, замелькали лица и образы. Вперемежку с полом подвала Дини видел лица людей, знакомые и, в большинстве, незнакомые. Они то приближались, то удалялись. Казалось, эту карусель сопровождала едва уловимая грустная мелодия, она моментами пропадала, возникала вновь, и мальчик непроизвольно напрягал слух, пытаясь представить её полностью. Он так на ней сосредоточился, что перестал различать лица, плавающие в скользком полумраке дрёмы, как воздушные шарики. Они расплывались всё сильнее, почти незаметно, но непреклонно. В некотором смысле у мальчика остался один только слух, остальные чувства законсервировались.
Этот обострившийся слух одновременно с мелодией уловил лёгкие, бесплотные хлопки. В своём крепнущем сне Дини попытался рассмотреть источник этих звуков, но ничего не увидел.
Хлопки исчезли. Полумрак дрёмы уплотнился.
Внезапно из него выплыло некое видение, и Дини, вздрогнув, присмотрелся. Это была его мать. Она лежала на земле, и кровь чернильным пятном укрывала её живот. Позади неё находилась стена дома. Полыхающего дома. Дома, умиравшего, как и его хозяйка. Мать вдруг приподняла голову и посмотрела на Дини. Лицо её, как жуткими веснушками, было усеяно каплями собственной крови.
Дини закричал, пытаясь отстраниться от жуткой картины, крик сна перешёл в стон реальности, и мальчик проснулся. Тот же подвал, отчуждённо–безмолвный, встретил его равнодушным взглядом своих стен, таявших в полумраке. Но…
Что–то шевелилось у мальчика на шее!
Дини, молчавший, неподвижный целую секунду, больше похожую на вечность, вскрикнул, шарахнулся, одновременно смахивая с себя это нечто, прохладное и упругое. Нечто, не пожелавшее отстраниться, вынудило мальчика приложить заметное усилие, и только затем отлепилось от шеи. Лишь понимание, что где–то находится жуткий гигант, заставило Дини кричать не в полную мощь своих лёгких. Мальчик растянулся на полу, разметав сено, отползая и одновременно пытаясь встать, замахал руками.
Нечто исчезло, растворилось в темноте. Снова появилось, зависнув над мальчиком, и снова исчезло. В это короткое мгновение Дини осознал, ЧТО находилось у него на шее. Прежде чем это случилось, Дини, отмахиваясь, коснулся своей кожи и почувствовал на руке что–то скользкое. Понимание, что это кровь, пришло вместе с образом летучей мыши, пронзившим мозг кинжалом.
Пока он спал, на его теле находилась тварь, спасавшая его ранее, и пила кровь! Пила ЕГО кровь!
Дини покачнулся и снова опустился на пол. На секунду он испытал чувство, какое испытываешь от предательства близкого человека. Конечно, тварь не была кем–то близким, несмотря ни на что, но неверие во что–то подобное оказалось сродни чувствительному удару. Мальчика будто оглушило. Он замер, неверяще уставившись во тьму подвала, неосознанно желая, опровергнуть то, что видели его глаза. Тем не менее, сомневаться в том, что он видел, не приходилось.
Пауза, возникшая после исчезновения твари, растягивалась, превращалась в минуты. Дини испуганно изучал предательский полумрак, напрягал слух, и постепенно сумбур в мыслях улёгся, как ил, поднятый со дна упавшим камнем. Теперь мальчик окончательно воспринял свершившийся факт — летучая мышь, проникнув в подвал и воспользовавшись тем, что он заснул, приникла к его телу и пила кровь. Если бы не тот жуткий образ погибшей матери, Дини не проснулся, что в потенциале угрожало бы ему не проснуться никогда.
Почему летучая мышь сделала это? Зачем ей нужно было спасать его раньше, чтобы в один прекрасный момент попытаться убить? Или это была совсем другая летучая мышь?
По–прежнему глядя в полумрак, Дини покачал головой, словно отвечая невидимому собеседнику. В подвале находилась та самая летучая мышь, иначе и быть не могло. Только та особь, что так долго сопровождала мальчика, могла проникнуть в подвал. Какой–нибудь иной особи это просто–напросто не было бы нужно. Выходит, бывший попутчик и спаситель перевоплотился в нечто совершенно противоположное.
Интуитивно Дини догадался, что сейчас не время пытаться отыскать причину такого изменения. Кроме того, вряд ли ему было это под силу. По крайней мере, в теперешней обстановке. Лучше думать о том, как себя обезопасить. Вряд ли летучая мышь сделала это от голода, в противном случае ей легче было найти какую–нибудь зверюшку в лесу, чем протискиваться в подвал.
Получалось, тварь в любой момент возобновит попытки. Особенно, если он снова заснёт.
Дини поднялся. Только не спать. Как он вообще мог заснуть, когда оказался в таком незавидном положении? Нечто внутри, та часть человеческой души, что заставляет его сомневаться, тут же выдало образ: Дини находится в подвале несколько дней, и как он тогда не заснёт?
Мальчик ощутил холодок, коснувшийся спины и затылка. Значит, он не должен провести тут несколько дней. Как этого добиться?
Его размышления прервали какие–то звуки сверху. Похожие на голоса. Мальчик замер, прислушиваясь. К подвалу кто–то шёл. На этот раз не в одиночестве. Тревога сменила свою сущность и при этом усилилась. Дини заметался в равнодушной темноте и, когда звуки стали отчётливее, улёгся на подстилку, снова зарывшись лицом в сено. Теперь ему оставалось лишь ждать. Сердце захватил нарастающий галоп, рождённый страхом.