Идущий
Шрифт:
Солнечный луч, ослепивший глаза, дарит закрытым векам тепло. Оно растекается по всему лицу. Затем перекидывается на тело.
Легкий, призрачный шёпот:
— Ты ведь ступил в трясину, и она тебя пропускала.
Дини делает шаг, второй. Теперь он стоит вплотную к стене. Его руки поднимаются, они направлены ладонями вперёд. Ладони касаются стены, но мальчик не чувствует преграду — руки медленно погружаются ВНУТРЬ стены, как если бы она состояла из серого, сильно сконцентрированного тумана. Ещё немного — и мальчик погрузит в стену руки по локоть.
Этому не суждено случиться.
Из слипшейся тьмы потолка вырывается некрупное, скомканное тело. Летучая мышь беззвучно пикирует на мальчика, напоминающего со стороны лунатика, прогуливающегося во сне. На излёте тварь распахивает дряблые плащики крыльев и всей массой вонзается в голову ребёнка. С тихим, каким–то старческим, песчаным шелестом летучая мышь снова взмывает к потолку, на секунду растворившись в темноте, этой родственнице её непознаваемой души, чтобы тут же начать второй заход.
На этот раз тварь опускается мальчику на плечо и жадно, суетливо тыкается мордочкой в его шею. Чтобы прокусить кожу и присосаться к ране.
Они увидели стены города, когда небо на востоке потускнело из–за дыхания ночи, зашевелившейся в своём логове.
Карета шла на полной скорости, но ближе к Антонии пришлось сбросить обороты, слишком густым стал поток людей, покидающих либо приближающихся к Антонии. Всадники подстраивались под ход кареты, и никого вперёд больше не отпускали. Лишь талх, ранее ехавший в паре вместе с Занлом, по–прежнему был выдвинут несколько вперёд.
Старх сидел, не говоря ни слова, бесстрастный, словно находился в далёкой башне, а не в карете, стонавшей от тряски. Планирование того, как они будут действовать, оказавшись в городе, взял на себя Луж. Он произнёс несколько коротких дельных фраз, и Уинар удовлетворённо кивнул. Старх молчал.
Он заговорил, когда один из всадников сообщил о появлении на горизонте Антонии.
— Быть может, я смотрю слишком далеко, — сказал глава Ордена. — Сначала мы должны, наконец, получить его. Но…если верить в лучшее, ваши предложения, как уходить из города?
Луж, не раздумывая, заявил:
— Надёжнее усыпить мальчишку. Тогда с ним можно будет оставить одного человека или двух. Остальные — страхуют.
Уинар кивнул.
— Я тоже за это. Избавимся от неприятных сюрпризов.
Они оба посмотрели на Старха. Тот некоторое время молчал.
— И куда мы направимся? — спросил он. — Кажется, об этом вы не подумали.
Пауза длилась не меньше минуты. И хотя обычный человек ничего бы не рассмотрел за бесстрастными масками, укрывшими лица членов Совета Ордена талхов, Старх осязал их некоторую озадаченность.
Наконец, Уинар осторожно заметил:
— Вернёмся в монастырь. Разве нет?
Старх рассматривал пол кареты.
— Я не уверен в этом.
Луж молчал. Уинар глянул на него, снова перевёл взгляд на Старха, поколебался и всё–таки спросил:
— Разве это не лучший вариант?
Старх поднял глаза, но смотрел он, казалось, сквозь Уинара.
— Если мы не добьёмся от него то, что нам нужно, не будет смысла, где бы мы ни находились. Вы же прекрасно понимаете, эпидемия началась. Началось то же, что уничтожило прежний Мир. И это не остановить. Ни какими ухищрениями древних алхимиков! Ни чем иным. Люди обречены. Они были обречены раньше, когда уже до некоторой степени могли повелевать силами природы, обречены они и сейчас, хотя я по–прежнему придерживаюсь мнения, что в прошлом Мире эпидемию вызвала перенаселённость.
Луж и Уинар молчали. Старх знал, что бы они могли сказать в противовес. Монастырь — та ещё твердыня, и пройдут годы, прежде чем невидимые молекулы смерти проникнут на его территорию, покончив с последним прибежищем жизни. Долгие годы! За которые мало ли что изменится. В конечном итоге, талх, любой талх должен отстраниться от осознания неизбежного и бороться до последнего. Но Луж и Уинар ничего не сказали. Они также знали, что это ничего не изменит.
— И мальчик также ничего не изменит, — добавил Старх. — Он не в силах остановить то, что посылает само Небо. Однако он в силах помочь некоторому количеству людей. В конце концов, о горстке праведников, переживших Второе Пришествие упоминается ещё в Библии. И это повторится. Если же мы по какой–то причине не будем иметь к ним отношения, в остальном смысл отпадёт.
В этот момент, практически прерывая дискуссию, один из всадников сообщил, что карета вот–вот въедет в городские ворота. Талх, направленный вперёд, уже сказал всё необходимое страже.
— Мы сильно рискуем, — пробормотал Уинар. — Комендант в Антонии — не дурак. Как только посольство Тамали по какой–то причине растворится в этой клоаке, называемой его городом, он сразу заподозрит неладное. Конечно, он не обязательно подумает в первую очередь о талхах, но…может пойти на крутые меры.
Старх не прокомментировал это, Луж тоже предусмотрительно молчал, и Уинар заметил:
— Мы бы немного потеряли времени, если бы избавились от маскарада вне города. О посольстве Тамали вспомнили бы не скоро.
Старх чуть заметно пошевелился.
— Мы и без этого можем опоздать. Что же касается последствий, после всего они уже не будут иметь значения.
— Комендант может пойти на то, чтобы закрыть ворота, — возразил Уинар. — Сейчас в этом не было бы ничего удивительного.
— Проехали, — негромко сказал Луж.
Старх глянул на него, удовлетворённо кивнул и обратился к Уинару.
— Что ж. Я не вижу проблемы и в этом. По–моему, на прощание с этим миром можно поразмяться и устроить хорошую потасовку. Неужели так сложно открыть ворота, которые закрыли?
Дини вскрикнул, замотал головой, словно только что очнулся от тяжёлого, смрадного кошмара, почувствовал копошение на своём плече, краем глаза заметив летучую мышь, и сорвал тварь, заставив её взметнуться к потолку.
Было чувство, что он только что наблюдал за собой со стороны, через что–то прозрачное, какую–то ткань, и это созерцание погрузило его в транс, напоминавший сон наяву. С опозданием пришло ощущение удара в голову, упругого комка тела летучей мыши. Удар не повредил, он вышел каким–то тупым, но транс созерцания оказался оборван подобно нити, за которую Дини держался, робко шагая в чернильной темноте.