Идя сквозь огонь
Шрифт:
— Недруги Польши и Москвы собирались высадиться на литовском побережии для похода на Самбор, — пояснил ему хозяин схрона, — да только не были уверены, что им сие удастся.
Море в тех местах коварно. Под водой уйма скрытых мелей, скал, запросто вспарывающих корабельное днище. Вот им и понадобился человек, способный провести суда к берегу сквозь сии препоны!
— И ты провел? — замер в ожидании развязки истории казак.
— А ты будто не знаешь, чем все завершилось? — криво усмехнулся бывший пират. — Я посадил все три корабля на мель, а сам ушел на лоцманском челне…
— И враги позволили тебе уйти? — не поверил его рассказу Бутурлин. — Знаешь, дивно как-то!
— Попробовали бы они не отпустить меня! — хищно улыбнулся его собеседник. — После того, как два кога развалились, а третий запылал, их заботило лишь спасение собственных шкур.
Правда, рядом со мной находился шведский соглядатай и пара его прислужников, кои пожелали свести со мной счеты. Но куда им до меня?
Я хоть и хромой, но с тесаком управляюсь лучше всей этой братии. Они же сильны да проворны в бою против слабых…
В пещере вновь воцарилась тишь, нарушаемая только треском сучьев в костерке. Бутурлин и Газда переваривали все, услышанное от хозяина схрона.
— Ну и что ты намерен делать дальше? — разорвал наконец неловкое молчание Дмитрий. — Чем мы можем тебе помочь?
— По правде сказать, я надеялся, что вы заберете меня с собой в Московию, — признался знахарь, — шведы и их немецкие прихлебатели не простят мне утопленных кораблей.
Пока я пребываю здесь, мне не избавиться от опасности, на землях Унии шведские лазутчики рыщут повсюду…
— Судя по недавним событиям, они добрались и до Москвы, — задумчиво произнес Бутурлин, — боюсь, московские стены не защитят тебя от мести шведов.
Если тебе кто и сможет помочь, то это — Польская Корона. За то, что ты помешал высадке татей в Литве, Король наверняка наградит тебя и найдет способ защитить от врагов. Не лучше ли тебе обратиться к Ягеллонам?
— В королевскую милость я не верю! — болезненно поморщился бывший пират. — Всякого насмотрелся за свою жизнь, ведаю, какова из себя милость Владык!
Да и что я отвечу Королю, если он меня спросит, отчего шведы подрядили лоцманом именнно меня? Придется врать, а вранье далеко не заведет.
Тем паче, что недруги сделают все, дабы правда о
моих деяниях всплыла на поверхность и Государь Польши узнал, кто такой на самом деле Харальд Датчанин. И вот тогда мне не сдобровать…
— Как же я мог забыть! — хлопнул себя ладонью по лбу казак. — Верно, тебя кличут Харальд!
— Если все так, как ты молвишь, то я готов взять тебя на Москву, — кивнул знахарю Дмитрий, — а что скажешь ты, Петр?
— Что тут можно сказать? — тяжко вздохнул Газда. — С одной стороны, я благодарен сему человеку за твое спасение, с другой — не могу простить ему гибель Тура. Как бы там ни было, Харальд приложил руку к смерти моего побратима.
Да и прочих грехов у него, что блох у бродячей собаки. Один Бог ведает, скольку народа он погубил ядом…
— С тобой трудно не согласиться… — кивнул ему хозяин схрона.
–
Грехов на мне и впрямь немало. Когда я покину сей мир, то едва ли отправлюсь в рай…
Что ж, боярин, расстанемся здесь. Ты мне ничего не должен. Считай, что я расплатился с тобой за избавление от фон Велля. Жаль только, ты свершил это слишком поздно, и мне не удалось спасти сына…
— Погоди, Харальд! — прервал речь знахаря Бутурлин. — Не спеши. Помнишь, Спаситель рек: «не судите, и да не судимы будете, ибо каким судом судите вы, таким и вас судить будут!»
— Ну и к чему ты сие сказал? — нахмурился Газда.
— К тому, что все мы — не святые, и за каждым из нас грехи бродят чередой. Важно то, что мы свершили, но еще важнее то, что можем свершить в грядущем.
Христос молвил: покаявшийся грешник стоит десяти праведников. И это так. Тот, кто не падал, не ведает, как трудно подниматься после падения, а тот, кто нашел в себе силы встать, достоин почета.
Не нам оценивать грехи сего человека. На это способен лишь Господь. Я хочу лишь напомнить тебе, Харальд, что путь к покаянию для тебя открыт. Тебе одному решать, ступишь ты на него или нет!
— Мыслишь, что я смогу обрести божью благодать? — недоверчиво усмехнулся датчанин. — Боюсь, после всего сотворенного мной Господь оттолкнет меня, как шелудивого пса…
— Ты рассуждаешь, как Волкич! — горестно покачал головой Дмитрий. — Тот тоже мнил, что дорога к Господу для него закрыта, а раз так, ему нужно до конца служить Владыке Тьмы.
Только проку от такого служения нет. Всякий живущий во Тьме со временем напитывается Тьмой и теряет людское обличье. Грешник же, тянущийся к свету, обретает шанс вернуться к Господу…
…Знаешь, Харальд, когда-то у меня был наставник, учивший любить и почитать мир, сотворенный Богом. Он сказывал, что все мы идем сквозь огонь страстей и страданий, но если в человеке есть устремленность к добру, душа отыщет верный путь и выйдет на него неопаленной…
— Неопаленным мне на сию дорогу уже не выйти, — покачал головой бывший пират, — слишком много зла я принес в мир!
— А ты попробуй умножать в мире добро! — не сдавался боярин. — Сойди с пути, на коий тебя некогда толкнул дьявол!
Знаю, Петр, тебе мое решение будет не по сердцу. Но мне бы хотелось, чтобы Харальд отправился с нами. Не знаю, какие беды нас ждут впереди, но могу обещать одно: что бы ни случилось, мы не заставим тебя творить зло и причинять вред невиновным!
— Что ж, если ты так решил, то и говорить не о чем… — тяжко вздохнул Газда. — Верно, Господь велел прощать грехи нашим недругам. Господь судья сему горемыке. Пусть следует за нами до Москвы, а там поглядим, что будет…