Иджим (сборник)
Шрифт:
– Не брал я домкрат ваш! Не видел! – вдруг со злой обидой завизжал Олегыч. – Я на пруду весь день!.. Блин, теперь ту банку бензина всю жизнь помнить, что ли?! Ничего я не брал с тех пор!
– А на что пьешь? – Дядя кивнул на стол и пошевелил пальцами, сжимавшими молоток. – На что пьете? А?
– Да-а… ну как… – Олегыч замялся, даже, кажется, приготовился сдаться, и тут же торопливо затараторил: – Да вот Дрюня… Андрей угостил! Перед отъездом посидеть позвал! Вот он, он в городе учится. Уедет скоро… Решили…
Дядя пригляделся к Андрею:
– Это Грачевых сын?
– Ну да, да! – Олегыч затряс головой, явно почувствовав близость своей победы. – Вот встретились, посидеть решили. Литрушку спирта… Скажи ты, Дрюнь!
Андрей хотел что-то сказать, но вместо слов послышался хрип. Прокашлялся и тогда уж сказал внятно, твердо:
– Да, на мои деньги. Мы еще утром договорились. У магазина…
– А я у Дарченковых спирт покупал, – добавил Ленур. – На Дрюнин полтинник.
– Ну вот…
– М-м… – как-то вроде расстроенно мыкнул дядя, рука с молотком расслабилась. И все же так просто отступать он не хотел – выпалил на остатках боевого запала: – Все равно я тебя выслежу! Ночами спать не буду, а выслежу. Запомни! Ты ведь таскаешь, ты-ы!..
Олегыч с ухмылкой пожал плечами: выслеживай, дескать. Дядя развернул свое крупное тело, вытолкнулся на воздух. Огонек свечи опять заметался бешено… Постояв секунду-другую за порогом, дядя с силой захлопнул расхлябанную, разбитую дверь. Куда-то потопал.
– Ф-фу, – выдохнул Вица, – пронесло. – Взялся за бутыль, взболтнул: – Ну, давайте на посошок.
– Давайте, – Олегыч шлепнулся обратно на ящик.
В стаканчик потекла тоненькая прозрачная струйка. Андрей слегка дрожавшими пальцами потянул сигарету из пачки.
– Прекрасно встретились, – проворчал.
Олегыч подмигнул:
– Да ладно, бывает.
2000 г.
В обратную сторону
Торговля сегодня получилась удачнее, чем во вторник. Погода помогла – не жарило, но и пугающих дождем туч ветерок не нагнал. Серовато-белесая хмарь расстелилась по небу, словно кисейная занавеска. Редкий для июля денек – тут в основном или настоящее пекло, или, наоборот, гроза и обложной дождь на неделю; да к тому же впереди выходные, их хочется провести ни о чем не заботясь, не покидая родных квартир. И люди повалили на рынок с сумками и пакетами – продуктами запасаться.
К трем часам у Натальи Сергеевны осталось на прилавке несколько пучков укропа и батуна, лук головками и килограмма два не слишком-то аппетитных, с желтоватыми попками, огурцов. Огурцы поменяла у соседки-конфетницы на пригоршню барбарисок (лучше б шоколадных, конечно, конфет, только съедятся они в минуту, а эти сосательные – ребятишки с ними повозятся, хоть просить будут реже). Упаковав весы, Наталья Сергеевна пробежалась по рядам, купила макарон, чаю, бараньих ребрышек, трусики для Юры за семнадцать рублей. Пора и на автобус.
По городу вместо вместительных желтых «ЛиАЗов» бегают маленькие, шустрые «ПАЗы», еще какие-то кособокие, остроносые коротышки; на боковых и лобовых стеклах у них у всех объявления большими буквами: «БЕЗ ЛЬГОТ!»
Несколько уж лет назад закрылся местный автобусный парк, старые, изломанные «ЛиАЗы» ржавеют на его территории, зато расплодились вот эти, коммерческие, с крепкими парнями-кондукторами у входа. Три рубля проезд для всех категорий – инвалид ты, не инвалид, ветеран, не ветеран. Зато причаливают к остановкам, грех жаловаться, один за другим. Прибыльное, видно, дело, и люди, хоть и ворчат, что дорого, пешком не ходят. Да и как тут походишь – город все-таки не в один километр, и весь день можно потратить, чтоб с одного конца до другого добраться, если здоровье худое.
В начале семидесятых, когда автовокзал поставили, город вроде расстраивался рядом с ним, а потом вдруг переметнулся на противоположный край. Закипело там что-то большое, шумное, и вскоре поползли вверх девятиэтажки из белых панелей. Между ними, конечно, нашел себе место и рынок (старый, «колхозный», давно уже захирел, всеми забылся, а недавно вдобавок сгорел почти целиком)… Наталье Сергеевне нужно с рынка на автовокзал, ей без этого коммерческого, за три рубля, не обойтись.
Вон, едет. Народ на остановке заволновался, старики стали подступать ближе к проезжей части, чтоб первыми оказаться в салоне, занять сиденья. Наталья Сергеевна покрепче сжала ручки трех своих сумок, с которыми, туго набитыми, утром приехала торговать.
На пути в салон ледяной глыбищей – неулыбчивый парень. Обилечивает при входе. Это новый метод у них, научены скандалами, когда какой-нибудь пенсионер или молодой наглец, приехав, куда ему надо, вырывался на улицу, не заплатив. А вот так, если подумать, даже удобнее: взяли с тебя деньги – и спокойно езжай хоть до конечной.
Слава богу, есть сиденья свободные. Наталья Сергеевна устроилась недалеко от выхода, облегченно вздохнула, расслабилась. Но здесь бы можно и постоять, главное – чтоб с деревенским повезло…
За окном длиннющие, буквами «П» и «Г», жилые дома нового микрорайона, пестрой лентой бегут-спешат куда-то «Жигули», «Москвичи», «Ауди», веселят взгляд рекламные вывески. А в автобусе тихо и неуютно, люди молчаливые, хмурые, даже мужья с женами ведут себя как чужие. Да и о чем говорить?… Едут и едут.
Перебрались по мосту через широкую, но сонную, словно отдыхающую после долгого путешествия по саянским ущельям, реку Ою и оказались в старой части города. Вот Соборная площадь, вот сам собор, большой, белый, с пятью золочеными куполами, напротив него – двухэтажное здание бывшей городской управы, а ныне музей… Город некогда был центром большого пограничного уезда, потом, уже в тридцатые годы, территорию уезда разрезали на пять районов и понизили его столицу до простого райцентра. Но город – он город и есть, особенно если один на несколько сот километров…
А вот старинный каменный дом с полуосыпавшимися лепными цветами на стенах – собес. Надо зайти бы, опять справиться насчет пенсии, но сегодня уже не успеть, да и заходила две недели назад, сказали – как обрубили: «Ничего в обход закона сделать не можем. Будет живой – получите, нет – так что делать… Не имеем права». Вообще-то так, но если, не дай бог, умрет, на что ж хоронить…
Автовокзал с виду – прямо дворец. Даже две колонны перед центральным входом держат бетонную плиту-козырек, а на козырьке тесной рощицей – крепкие стволья полыни.