Иджим (сборник)
Шрифт:
И сегодня, с удовольствием вроде бы занимаясь делами, Андрей чувствовал грусть какой-то бесконечной и неисправимой безысходности. Выдергивал засыхающие, с отрезанными шляпками, будылья подсолнухов, отщипывал ногтями бесконечные усы ягоды «виктории», рвал сорняки, готовые высыпать на землю свои семена, и понимал, что такая работа никогда не кончится, и на будущий год будет то же самое. Весной вскопка, посадка, летом прополка, полив, подкормка настоявшимся во флягах навозом, а под осень – собирание жиденького урожая, кучки ботвы, снова вскопка гряд, чтоб померзли
– Ты где будешь примерно? – на прощанье спросил отец. – На всякий случай знать.
– В сторожке у пошивочного, скорей всего… Да я скоро вернусь. Просто надо же с местными отношения поддерживать.
– По идее-то надо, – отец кивнул невесело; у них с мамой это не особенно получалось – ни хороших знакомых, ни друзей тем более они за эти годы не нажили. Они здесь оставались людьми другого мира, городского. – Ну, счастливо…
Пока собирался – стемнело. Темнело тут быстро – стоило солнцу заползти за хребет, что чуть ли не нависал над селом, – и тут же наступала ночь. Будто выключали в чулане лампочку… Дни были даже в июне короткими, поэтому и росло почти все на огородах плохо. Только капуста не подводила, морковка, «виктория» и, конечно, картошка…
Олегыч, татарин Ленур и вечно смурноватый, слегка хромоногий Витя, по прозвищу Вица, ждали у колодца. Сидели на спинке лавочки, отпивали по глотку спирт из бутыли, запивали водой. Если бы не Андрей с закуской, наверняка так бы и рассосали все два литра, не заедая, или, что вероятней, полезли бы к кому в огород. Добыли чего-нибудь.
– Во, ништяк, ништяк! – Ленур увидел пакет у Андрея в руке.
– Прекрасно посидим, – добавил Олегыч и соскочил на землю. – Айда!
Пошивочный заводик находился в конце улицы с красивым названием Заозерная. Стоял несколько на отшибе; ворота виднелись издалека, словно бы звали, манили к себе работников, машины с грузом или за грузом.
Два лета назад он еще вовсю функционировал, выпускал мешки из пеньки, давал работу двум сотням жителей, а позапрошлой зимой – сгорел. Сгорел дотла. Лишь каменный фундамент остался.
То ли случайно это произошло, то ли кто-то поджег. Родители рассказывали Андрею, что удивительно быстро сгорел, за полчаса. Головешки, как ракеты, по небу летали… Тушить никто не пытался.
И вот теперь осиротело ржавели на пригорке ворота (забор после пожара весь растащили), а чудом не съеденная огнем и пощаженная людьми сторожка служила местом выпивок и свиданий у молодежи…
– Во-о, ништя-ак, – улыбался Ленур, все поглядывая на Андреев пакет. – Теперь можно…
– Прекрасно посидим, – добавлял Олегыч. – Не в обиду…
Сторожка имела почти жилой вид. Даже огарок свечи на столе лежал, а у железной печки – дровишки. Окно без стекол затянуто мешковиной.
Пока самый деловитый из парней Олегыч разбирался с закуской, Вица и Ленур пытались растопить печку. Привычно и беззлобно переругивались:
– Да куда ж ты, бляха, сразу коряги эти суешь? Дай разгореться.
– Ага, счас жар спадет, и эти хрен примутся!
– Вица, да ты долбон. Я и не знал!
– Гля, в торец схлопочешь, поскоть драная…
Андрей достал сигареты, присел на чурку возле стола. Теперь он слегка жалел, что притащился сюда. Зачем? Лучше бы провел вечер дома, в своей украшенной книжными стеллажами комнате, почитал, полистал бы энциклопедии, альбомы с коллекцией марок, которые собирал в детстве, карауля их новые завозы в магазинчике «Филателия»…
– Айдайте, готово, – празднично объявил Олегыч. – Как в лучших домах.
– Н-но! – Вица, потирая грязноватые руки, устроился на пластмассовом ящике из-под колы.
Появились из тайника – щели в полу – три белых пластиковых стаканчика; один, треснувший, пришлось выкинуть. В оставшиеся потек спирт.
– Вица, Дрюнчик, глотайте первыми, а мы с Лёнчей, так и быть, во второй партии.
Ленур поморщился:
– Ты как в армейке базаришь. Кончай. Там тоже всё партии – на призыв, блин, на дембель…
– Ну, оттарабанил же, – усмехнулся Олегыч, – чего ее вспоминать? Полгода дома…
– Уху, сходи, я потом посмотрю, сколько ты ее помнить будешь.
– Ну, погнали, – поднял Вица стакан. – Давай, Дрюня, за встречу…
– Давай.
Выпив сладковатый, некрепкий спирт и куснув пирога, Андрей слегка удивленно заметил:
– А я и не в курсе, Лёня, что ты успел послужить. Вроде бы постоянно тебя здесь видел.
Татарин обидчиво выпятил губы:
– Не знаю, кого ты тут видел. Два года как с куста в Карасуке. И без отпуска.
– Летит время…
– Уху, это здесь летит, а там… сукин хрен! – Ленур с размаху влил в себя спирт, громко, будто ошпарившись, выдохнул: – К-ха-а… С чем пирожки?
– С картошкой. А где это Карасуль?
– Карасук, бля. Новосибирская область. Юг. Рядом с твоим Казахстаном. Дырища.
– Понятно…
Олегыч набулькал в освободившиеся стаканчики, перед тем как выпить, поинтересовался:
– Как живешь-то вообще, горожанин?
– Так, – дернул плечами Андрей, – ничего.
– Ты ж в педе, да?
– Ну да.
– И чё, когда закончишь, сюда думаешь возвращаться?
Андрею стало совсем неприятно – о будущем думать он не любил. Кивнул вымученно:
– Наверно. Куда ж еще…
– Так, пьем или как? – встрял Вица.
Приняв по первой порции, довольно долго сидели молча. Курили. Огонек свечи колебался от сквозняка, по стенам и потолку бегали, метались жирные тени.
– Как ни крути, а в городе лучше, – произнес в конце концов Ленур.
– Кхе, – тут же смешок Олегыча, – хорошо, где нас нет.
– Не скажи. Я вот проучился в путяге три года, пробухал всю дорогу. Надо было как-нибудь там цепляться. Тетку найти, опылить, жениться… Потом вот армейка. А теперь чего? Двадцать два хлопнуло. А здесь чего ловить?