Иероглиф желаний
Шрифт:
– Один молодой человек пристрастился к вину настолько сильно, что даже ночью не мог обойтись без него. Когда он ложился спать, то рядом с кроватью на земляной пол ставил бутыль с вином. Проснувшись ночью, он протягивал руку к бутылке, отпивал немного и вновь засыпал. Однажды с ним произошло невероятное: когда он по привычке протянул руку к бутылке, злой дух схватил его и стал тащить под землю. Услышав отчаянный крик, родственники молодого человека поспешили к нему в комнату, по было поздно: они увидели только его голову, погружавшуюся под землю, будто в воду…
Все кругом засмеялись, и громче всех веселился господин Дэхай. А управляющий стал мрачнее ночи и заскрипел зубами. Услышав этот звук, Тин-Фу понял, что нажил
На следующий день Тин-Фу увидел, что управляющий ходит вокруг дома и что-то говорит работникам. Прислушавшись, Тин-Фу понял, чего хочет старый почтенный слуга: он решил установить прямо перед воротами во двор прочную стену. Известно, что духи летают чрезвычайно стремительно, но двигаются они только по прямой. Если один из таких духов захочет покарать управляющего за его пристрастие и утащить под землю, он налетит на стену, ударится о нее и возвратится вспять, так что управляющий сможет жить (и пьянствовать) совершенно спокойно.
Посмеявшись над стариком, Тин-Фу ушел.
Господин Дэхай был назначен Вторым Советником по делам иероглифов при дворе Небесного Владыки, а это означало, что в его обязанность входило следить за иероглифами по всей столице и за ее пределами. У него имелся целый штат сотрудников, которые ходили по улицам и собирали клочки исписанной бумаги, которая была уже не нужна. Ибо сказано: «Письменность священна, и знающие письменность – священны». Ни в коем случае нельзя бросать исписанную бумагу в грязь. Некоторые считают, что это может привести к слепоте, хотя господин Дэхай в своих указах утверждал, что подобные святотатцы бывают убиты громом. Он даже возил с собой урну, украшенную изображениями сплетенных между собой драконов, золотого и зеленого, и выставлял ее на видном месте везде, куда ни прибывал по своим делам. В этой урне хранился прах одного вельможи, который совершил однажды ужасное злодеяние. Однажды он получил письмо от своей матери, которая в немногих словах выражала свои нежные чувства к отпрыску и выказывала озабоченность распутным образом жизни, который тот ведет в столичном городе, вдали от родительского пригляда. Прочитав это письмо, молодой вельможа так разгневался, что бросил бумагу в грязь, наступил на нее сапогом и разорвал, не прикасаясь к ней руками. И тотчас с неба сошел огонь, послышался громовой раскат – и вот от молодого человека осталась лишь кучка дымящегося пепла.
Несколько благочестивых слуг собрали этот пепел в урну, и теперь она передается от одного Советника по делам иероглифов к другому – в знак назидания и наглядного примера того, как не следует относиться к иероглифам и исписанной бумаге.
Подчиненные Советника подбирали любые клочки, даже самые ничтожные, если на них виднелись следы иероглифов, и складывали их в специальные корзины.
Один раз на Новолуние, по улицам шествовала особая процессия в сопровождении музыкантов. Слуги, одетые в черные одежды с большим вышитым иероглифом на спине, несли большие корзины с пеплом от сожженной бумаги. Они доходили до реки, в которую опускали этот пепел при громком пении красивых похоронных гимнов, и темные воды реки расступались, оттуда высовывались черные пальцы Речной Богини, которая бережно принимала пепел и уносила его в глубину. Лишь пепел от нечестивых писаний (а имелись и такие) плыл дальше по поверхности реки, чтобы затем осесть на берегах грязноватой пеной и исчезнуть в безднах земли, не оскверняя речных глубин.
Затем собравшиеся посмотреть на процессию – а таких всегда находилось очень много – слушали Наставления о сохранении иероглифов. Их зачитывал особый глашатай, одетый также в черное, – освещенные факелом, видны были только кисти его рук и лицо, а все прочее терялось во мраке:
– Тот, кто готовится собирать, очищать и сжигать бумагу с написанными иероглифами, будет обладать тысячью добродетелями и продлит себе жизнь на двенадцать зим! – возглашал этот человек, и, судя по самодовольной улыбке, блуждавшей по его лицу, он ощущал внутри себя всю тысячу добродетелей, каждая из которых напоминала по вкусу сладкий пирог. – Очищающий бумагу станет почитаемым и богатым! Его дети и внуки будут добродетельными! Тот, кто будет разрезать бумагу с написанными на ней иероглифами на полоски и раздавать населению для защиты от злых духов, тот приобретет пятьсот добродетелей и будет любим без порицания!
Тин-Фу, который участвовал в подобном ритуале впервые, слушал этот перечень не без удивления. Он тоже был приучен относиться к слову с почтением, особенно к написанному, но увиденное в городе Небесных Владык его поразило. Назначение господина Дэхая было по-настоящему важным, если принимать все, что здесь происходило, всерьез.
Глашатай перешел к более низким добродетелям, связанным с бумагой. Голос его зазвучал тише и сделался менее торжественным, более сердечным. Совершенно очевидно, что теперь он говорил о вещах, доступных практически каждому из слушающих:
– Тот, кто будет запрещать кому-либо уничтожать грязную бумагу с написанными иероглифами, приобретет пятнадцать добродетелей и станет преуспевающим и разумным человеком.
«Странно, – подумал Тин-Фу, – ведь запретить кому-либо что-либо сделать куда труднее, чем не сделать или сделать это самому… А добродетелей меньше. Впрочем, в жизни всегда так. Завтра нужно будет рассказать господину Дэхаю притчу на эту тему…»
Тем временем голос глашатая изменился еще раз. Теперь он гремел гневно. Глаза метали молнии в собравшихся. Не оставалось никаких сомнений – вот теперь он имел в виду не себя и своих собратьев, но тех, кто топтался перед ним на берегу медленно текущей реки:
– Тот, кто будет произвольно сжигать бумагу с написанными иероглифами, пострадает от десяти пороков и десяти заболеваний! Тот, кто будет в гневе бросать на землю бумагу с написанными иероглифами, пострадает от пяти пороков и утратит разум! Тот, кто будет бросать бумагу в грязную воду, будет наделен двадцатью пороками и постоянно страдать от болезней глаз!
Толпа внимала и, казалось, испытывала неподдельное удовольствие от собственного страха. Это удивляло Тин-Фу. Впрочем, как говорил ему учитель, один человек никогда не устает удивлять другого.
А глашатай замолчал ненадолго, после чего принялся яростно размахивать вокруг себя ревущим факелом:
– Вон! Все убирайтесь отсюда вон, жалкие нечестивцы! Священная река не желает видеть вас на своих берегах!
И люди начали разбегаться, исчезая в темноте по одному.
Одним из увлечений господина Дэхая было разведение золотых рыбок. В прудах в его дворце плавало множество крошечных очаровательных созданий. Одни были красноватые, другие – почти желтые, встречались и белые с коричневыми пятнами на боках. Поначалу Тин-Фу считал, как и все, что это увлечение было лишь прихотью богатого и знатного вельможи.
Но один случай полностью изменил его представление об этом.
Управляющий дома господина Дэхая не оставлял мысли отомстить новому слуге. Ради этого он входил в дружбу с такими низкими людьми, как конюхи, убиральщики, мойщики посуды. Всем им он нашептывал, что Тин-Фу слишком чванится своей украденной мудростью, которую он похитил у своего прежнего наставника. «Он оставил беднягу ни с чем! – уверял управляющий, и низшие слуги слушали его с полным доверием. – Этот бедный бывший мудрец теперь совершенно нищ! Ни одной мысли не приходит в его голову, ни одна идея больше не посещает его разум. Лишь беды, пороки и болезни преследуют его по пятам с тех самых пор, как Тин-Фу украл его мудрость!»