Иероглиф желаний
Шрифт:
Поэтому он построил пагоду на склоне горы Размышлений. Затем обзавелся стражей, потому что тотчас нашлось немало охотников обокрасть его пагоду.
– А там есть что красть? – хищно поинтересовался Конан и зачерпнул горстью рис. От любопытства у него разыгрался аппетит, и он готов был теперь поглощать даже этот безвкусный, похожий на резаную бумагу рис.
Тьянь-По энергично покивал головой, сделавшись похожим на фарфоровую игрушку.
– О, да! Поверь мне. Тин-Фу…
– Кто это? – перебил Конан.
– Настало время для имен, – объявил Тьянь-По. – Мудреца с горы Размышлений зовут Тин-Фу. Он накопил некоторые богатства, из которых самым великим
– Их там много? – спросил Конан.
– По слухам, три, но может быть и больше, – сказал кхитаец.
– Ты предлагаешь мне украсть их?
– Разумеется! – Тьянь-По прищурился. – Во-первых, так мы будем уверены в том, что никто не загадает недостойного желания и не вынудит рыбку исполнить его.
– Какие желания ты считаешь недостойными? – осведомился Конан. И добавил поспешно: – Мне просто интересно.
– Человек может пожелать другому смерти. Может захотеть кого-нибудь обокрасть так, чтобы об этом не узнали. Или вызвать землетрясение в соседнем королевстве. Да мало ли скверных мыслей водится у людей! А мы с тобой ничего подобного не пожелаем. Немного достатка, чуть больше соображения и усердия для нерадивых и тупых учеников… Ну, может быть, изящная девушка для досуга… И много-много-много… – Тут глаза Тьянь-По загорелись огнем поистине дьявольским, так что Конан даже насторожился.
– Чего много? – уточнил он, потому что друг его впал в мечтательную полудрему.
– А? Много-много отличной плотной бумаги! – сказал каллиграф. – Я мечтаю об этом уже не первую зиму. Я обожаю хорошую плотную бумагу с прелестной шероховатостью, созданную для того, чтобы впитывать в себя чернила подобно тому, как земля впитывает влагу дождя…
– Ладно, – сказал Конан, оставив свои желания при себе, – я помогу тебе утащить этих рыбешек.
Только мне потребуется помощь.
Одного из доверенных учеников Тьянь-По звали Гун, а другого – Инь-Тай. Оба явились на зов учителя и склонились перед ним в поклоне. Конан с интересом рассматривал своих будущих помощников.
Гун был невысок, толст, но, несмотря на свои жиры, весьма подвижен. У него было круглое лицо с множеством подбородков и маленькие, заплывшие глазки. Он напомнил Конану кхитайского божка счастья, из тех, что продают на улицах торговки амулетами.
Инь-Тай представлял полную противоположность своему товарищу: тощий, верткий, как ящерица, с плоским, перебитым носом, который свистел при каждом вдохе.
– Они выглядят так, словно тот парень съедает всю еду у этого, – заметил Конан.
– На самом деле все обстоит ровно наоборот, – засмеялся Тьянь-По. – Толстяк ест очень мало, а тощий лопает за троих.
– Учту, – сказал Конан.
Тьянь-По обратился к своим ученикам:
– Перед вами – великий учитель Конан. Он из Киммерии. Он владеет мудростями различных стран и умеет сочетать несочетаемое. Вам предстоит отправиться с ним на гору Размышлений. Там вы вступите в схватку со стражниками горы Размышлений и победите их в честном бою. Если вам придется для этого применять нечестные приемы, не спрашивайте особого разрешения у учителя Конана. Просто применяйте их! Учитель Конан должен забрать у Тин-Фу хрустальный шар. Если учитель Конан случайно погибнет, хрустальный шар должен забрать один из вас.
Конан метнул на своего приятеля сердитый взгляд. «Случайно погибнет»! Этого только
Маленький кхитаец шепнул ему на ухо, словно угадав, какие мысли тревожат киммерийца:
– Это я нарочно сказал. Чтобы они ощущали всю глубину своей ответственности.
Конан нахмурился еще больше, но промолчал. Он давно понял, что его споры с ученым кхитайским каллиграфом чудодейственным образом неизменно заходят в тупик.
– До горы Размышлений – два дня пути, – продолжал Тьянь-По. – Вы отправляетесь пешком. Гун возьмет с собой съестные припасы. Инь-Тай – воду и одеяла. Учитель Конан пойдет налегке. Ему предстоит думать, а это достаточно тяжелый груз для одного человека.
Кхитаец хлопнул в ладоши.
– Отправляйтесь!
Ученики снова поклонились ему и разбежались.
– Ну вот и все, – сказал Тьянь-По, улыбаясь Конану. – Теперь они в полном твоем распоряжении. Надеюсь, ты их не угробишь. Они неплохие ребята и умеют работать в команде. Выполняют приказы, не задумываясь, но потом всегда спрашивают о смысле содеянного. Это правильный взгляд на жизнь, пока человек учится.
– Как все сложно! – сказал Конан.
Они отправлялись в путь пешком. Все трое неплохо бегали, так что долгая дорога никого не смущала. Гора Размышлений все время была видна впереди, погруженная в дымку бледно-фиолетового тумана. К вечеру первого дня солнце коснулось ее багровыми лучами, на миг облив всю удивительным розовым светом, а затем зашло за вершину. Туман стал гуще, трава под ногами покрылась влагой. Равнина, расстилавшаяся перед путниками, как будто отдыхала после долгого дня.
– Учитель Конан, – заговорил Гун, – сейчас время для вечерней медитации и сна.
– Для ужина, – добавил Инь-Тай. – Учитель Тьянь-По всегда созывал нас на ужин, когда солнце притрагивалось лучами к вершине горы Размышлений.
– Не будем нарушать того, что заведено учителем Тьянь-По, – согласился Конан, который и сам был не прочь передохнуть и закусить.
Насчет своих учеников Тьянь-По оказался совершенно прав: они действительно слаженно работали в команде. Пока один расстилал одеяла, другой сноровисто готовил ужин: расставлял крохотные плоские глиняные тарелки, раскладывал по ним хлебцы, соленую рыбку и какую-то зелень, выловленную из моря и вымоченную в уксусе. Конан поглядывал на эту трапезу с большим сомнением, а Инь-Тай просто истекал слюной. Мудрость Тьянь-По проявилась также в том, что все съестные припасы он доверил Гуну. Поглядывая на Инь-Тая, Конан начал не на шутку опасаться: как бы прожорливый ученик не отгрыз у него во сне ляжку. Киммериец впервые в жизни видел человека, который постоянно испытывает голод.
Наконец трапеза, превратившаяся для Конана в настоящее испытание, была позади. Все зеленые водоросли съедены, тарелки облизаны и вытерты пучком травы, хлебцы поглощены до последней крошки. Путники расстелили одеяла.
– Учитель Конан, – сквозь сон услышал киммериец, – разве вы не будете медитировать?
– Настоящий учитель всегда медитирует, – ответил Конан, почти не просыпаясь. – Даже во сне.
И громко захрапел.
Пагода на склоне выглядела удивительно красивой. И деревья рядом с ней росли так, словно нарочно желали подчеркнуть ее изумительную архитектуру с изогнутыми крышами, колокольчиками, резьбой, драконами-водостоками и фениксом на крыше. Притаившись в зарослях, Конан со своими помощниками наблюдал за пагодой.