Иероглиф зла
Шрифт:
– Сначала мы учим разные слова и выражения, потом составляем диалоги или короткие рассказы о себе, – продолжала девушка. – Урок длится полтора часа, а после мы репетируем маленькую пьесу по мотивам японской мифологии. Сэнсэй сам составил сценарий так, чтобы в сценке были задействованы все ученики. Так как на уроки приходят часто новые люди, приходится импровизировать и придумывать новых персонажей. Но сейчас осталось не так много учеников, и мы просто повторяем пьесу, чтобы хорошо выступить. У сэнсэя богатый опыт в организации различных мероприятий, посвященных искусству, культуре Востока, – он заинтересован в том, чтобы привлечь как можно больше народу к изучению языков, а так как они довольно сложны, необходимо заинтересовывать людей подобным образом. Сам Юрий Алексеевич едва ли не каждый год ездит в Японию, организовывает стажировки, приглашает представителей японских школ в Тарасов. На этом фестивале тоже будут присутствовать ученики японской языковой школы по обмену, поэтому мы очень стараемся, чтобы все прошло на высшем уровне.
– Не думала, что у нас японский язык так популярен, – заметила я. – В основном учат английский, с чего вдруг такой интерес к Востоку?
– Я, например, давно увлекаюсь японским языком и культурой, – пояснила Маргарита. – Сначала
Маргарита осеклась, очевидно, поняла, что разговор отклонился от изначальной темы, и проговорила совсем другим, решительным голосом:
– Евгения Максимовна, я подозреваю, что Юрию Алексеевичу угрожают, причем не просто запугивают, а хотят убить. Недавно случилось два происшествия, прямо на уроках, которые сильно меня беспокоят…
– Вот с этого места поподробнее, – попросила я. – Расскажите все, что помните, важны любые, даже самые незначительные, мелочи.
– Первый случай произошел на той неделе, кажется в среду, – Маргарита потерла рукой лоб, словно восстанавливая в памяти важный, по ее мнению, эпизод. – Мы составляли диалог с выученными словами – надо было описать предметы, находящиеся в аудитории. Кабинет, где проходят занятия, напоминает своего рода маленький музей, посвященный Японии. У сэнсэя богатая библиотека книг японских авторов – несколько стеллажей занимает художественная литература, есть разговорники, справочники и даже путеводители по Японии. На учительском столе стоят красивые куклы – подарки, преподнесенные сэнсэю во время его поездок по Японии. Есть даже настоящие кимоно – нам их дадут надеть на выступление. Отдельную полку занимают фигурки оригами, сделанные учениками Юрия Алексеевича и им самим. Картин тоже много, они выполнены в жанре суми-э. Суми-э – это живопись черной тушью, очень популярная в Японии. Ну и все в таком роде. Зонтики, веера, фонарики, маски… В первый раз, когда я пришла на урок, долго все рассматривала, даже хотела книги почитать, но их нельзя забирать домой. На занятии мы выучили слова, обозначающие предметы, и на бумажке писали фразы для диалога – вопросы в основном. Сэнсэй что-то смотрел в словаре – иногда кто-нибудь спрашивает незнакомое слово, и Юрий Алексеевич, если не знает, как это будет по-японски, не стесняется заглядывать в словарь. Напротив, он нам всем советует постоянно пользоваться словарем, хотя это довольно сложно. Иероглифы ведь имеют ключи, и их находят, только если знают, какой ключ соответствует незнакомому слову.
Вдруг в дверь постучали, и вошел человек из службы доставки. Молодой такой парень в фирменной футболке – не почтальон, конечно, но что-то в этом роде. Он извинился за беспокойство и сообщил, что пришла посылка на некоего Кузьмина от неизвестного отправителя. Никто на это внимания не обратил – сэнсэю часто приходят посылки из Японии, поэтому мы даже не посмотрели на служащего доставки. Сэнсэй поблагодарил молодого человека и поставил серую коробку на стол. Наверно, он не ожидал ничего такого, поэтому открыл посылку прямо при нас. Мне было интересно, к тому же я сижу на первом месте от преподавательского стола, поэтому рассмотрела сверток во всех деталях. В белую шелковую ткань был завернут какой-то плоский овальный предмет. Остальные ученики тоже заинтересовались и даже отложили тетрадки – ведь если посылка из Японии, наверняка она представляет собой нечто интересное. Сэнсэй аккуратно развязал голубую шелковую ленточку и вытащил маску – не какую-нибудь карнавальную, а самую что ни на есть настоящую. Я видела японские маски, которые надевают актеры театра но и кабуки в Эрмитаже, поэтому немного в них разбираюсь. Маска изображала большого человека с красным лицом, глазами навыкат и бородой. На голове его я разглядела очертания короны с иероглифом «царь». Подобной маски в Эрмитаже нет, но я интересовалась театром в Японии и сразу узнала, что это – бог – властитель мертвых Эмма. Его также называют великий царь Эмма. По японским легендам, он управляет демонами и стражниками с головами лошадей, и когда человек умирает, он предстает перед богом мертвых Эммой, и тот решает его участь. К примеру, если умерший грешил и убивал, Эмма бросает его в кипящий котел с расплавленным металлом, а если грешник совершал паломничество к святыням богини милосердия Каннон, ему прощаются все злодеяния. Но по большей части бог Эмма является злым правителем подземного царства.
– Странный подарок, – заметила я. – Маска-то, может, и ценная, но выбор бога, которую она изображает, мягко говоря, вызывает удивление…
– Вот-вот, – кивнула Маргарита. – Сэнсэй и виду не подал, что удивлен, но от комментариев воздержался. По нему было видно, что маску он не заказывал, и то, что ее ему принесли, оказалось для Юрия Алексеевича полной неожиданностью. Он велел нам продолжать готовить диалоги, а сам убрал маску в ящик. Только мне совершенно было не до урока – почему-то посылка произвела на меня гнетущее впечатление. Как бы поточнее объяснить… Понимаете, Евгения Максимовна, логически это вряд ли можно понять, но и маска, и обстоятельства, при которых она появилась в аудитории, казались зловещими и не предвещали ничего хорошего. После урока и репетиции я попыталась было расспросить сэнсэя, что он думает о посылке, но Юрий Алексеевич дал мне понять, что к занятиям она не имеет никакого отношения. Проще говоря, он тактично намекнул мне, что это не мое дело.
– История, как я понимаю, имеет продолжение? – поинтересовалась я. – Вы говорили, случилось несколько подобных происшествий?
– Именно так, – подтвердила Маргарита. – И это самое продолжение наступило на следующий же день. Как всегда, в два часа дня начиналось очередное занятие. Сэнсэй всегда немного опаздывает на уроки – он перед парой заходит в столовую напротив здания, где находится языковой центр, и мы частенько его ждем. Но дольше, чем на десять минут Юрий Алексеевич не задерживается, мы даже собирались все приходить в начале третьего, чтоб не ждать. Сэнсэй быстро прошел к аудитории, поздоровался с нами на японском языке и открыл дверь. Я положила сумку на стол и стала доставать тетрадку, как вдруг заметила, что на столе Юрия Алексеевича лежит белый конверт. Вчера его не было, и насколько я знаю, никто, кроме нашей группы, сейчас в аудитории не занимается. Сэнсэй тоже увидел конверт, и было видно, что он удивлен не меньше моего. Он взял в руки послание, повертел, пожал плечами – вроде непонятно, от кого и как оно сюда попало. Мне показалось, что ничего хорошего в конверте быть не может – особенно после вчерашней посылки. Остальные ученики тоже смотрели с любопытством, сэнсэй даже не велел нам открывать тетради, так как был заинтригован, как и мы. Он распечатал конверт и вытащил открытку. Я разглядела, что на ней нарисован довольно унылый пейзаж – на мрачно-сером фоне темно-желтые колосья и скрюченное дерево, на котором осталось несколько пожухлых листочков. Скорее всего, художник изобразил позднюю осень, безрадостную и гнетущую. Сэнсэй перевернул открытку и погрузился в чтение. Я поняла, что надпись на японском языке – Юрий Алексеевич несколько раз посмотрел в словарь. Мне было очень интересно увидеть, что написано на обратной стороне рисунка, но я не могла проявить подобную наглость и заглянуть в послание, а сэнсэй вслух не прочел его. Очевидно, он перевел надпись и положил открытку на стол. Мне удалось улучить момент, когда Юрий Алексеевич ненадолго вышел из кабинета набрать воды, и я подсмотрела в открытку. И в самом деле, надпись была на японском – я быстро сфотографировала ее на телефон, вот…
Маргарита вытащила мобильник и нажала на кнопку просмотра снимков, после чего протянула его мне. Я увидела плохого качества фото белой бумаги с какими-то прямыми закорючками-иероглифами. Несмотря на мои обширные познания иностранных языков, японским я свободно не владела, поэтому для меня фотография не несла никакой информации. Я вернула мобильник Маргарите.
– Дома я кое-как перевела послание, – сообщила мне девушка. – Это трехстишие какого-то японского поэта. Не знаю, как в оригинале, но перевод звучит примерно так:
«Поздней осеньюТак печальныКладбища в Исэ».– Не очень жизнерадостно, – хмыкнула я. – А фото картинки у вас нет?
– Я не решилась перевернуть открытку, – покачала головой девушка. – Чтоб никто из одногруппников не подумал, будто я лезу не в свое дело… Пришлось сделать вид, что куклу сувенирную фотографирую. Сэнсэй, естественно, ничего не сказал насчет открытки, продолжил занятие. Если это важно, то мы проходили тему «Погода». После записи новых слов и нескольких иероглифов – в японском они называются «кандзи», я уже говорила, – нам теперь надо было составить короткие рассказы про летнюю, осеннюю, зимнюю и весеннюю погоду. На это давалось пятнадцать минут, после чего требовалось прочитать, а лучше рассказать свои сообщения. Когда до меня дошла очередь, я рассказала про осень – описала на японском языке картинку, изображенную на открытке. Никто из учащихся не понял моего намека, зато сэнсэй, как мне показалось, немного занервничал, но взял себя в руки. Я это сделала для того, чтоб еще раз убедиться, что открытка, как и маска бога смерти, для Юрия Алексеевича – полная неожиданность. Он, конечно, попытался обратить все в шутку – сказал что-то про красоту ранней осени в Японии, вроде там красивые пейзажи, даже живописнее, чем в России. Только пусть думает, что может провести остальных студентов, а я сразу поняла, что сэнсэй встревожен. Лично мне кажется, что оба эти случая связаны между собой. И посылка, и стихотворение предназначались именно Юрию Алексеевичу, а не кому-то из его учеников. И оба послания так или иначе затрагивают тему смерти и загробного мира.
– Может, кто-то и правда решил подшутить? – предположила я, сама не веря в подобную догадку. – Сейчас полно молодежи увлекаются анимэ, насколько я знаю, пользуется успехом «Тетрадь смерти». Возможно, кто из учеников и возомнил себя персонажем этого, скажем, японского триллера?
– Вы верно заметили, в основном люди интересуются только японскими комиксами и фильмами, – согласилась со мной Маргарита. – Да и сам сэнсэй поощряет косплееров – ну, тех, кто участвует во всяческих шествиях, перевоплощаясь в персонажей своих любимых анимэ. Только в нашей группе таких ненормальных фанатов нет – конечно, школьники идут на курсы по большей части потому, что хотят смотреть фильмы в оригинале, но некоторые мечтают переехать в Японию. Была у нас одна девушка, которая просто бредила японскими сериалами – вроде «Наруто», «Сказки о хвосте феи» и прочими. Но она долго не проучилась – поняла, что изучать японский язык – это не развлекательные анимэ смотреть, ей быстро наскучили упражнения и диалоги, и она перестала ходить. Хотя сэнсэй к ней по-прежнему хорошо относится, он человек толерантный, несмотря на то, что уже пожилой. Понятия не имею, сколько ему лет – но энергии в нем хоть отбавляй. Ума не приложу, как здоровья хватает не только целыми днями преподавать, но еще и организовывать всяческие мероприятия. Везде, где дело касается Японии, сэнсэй принимает живейшее участие. Честно говоря, я никогда не встречала столь активного человека. Представляете, во время учебного года у него нет ни одного выходного! Даже в воскресенье – группа по японскому языку и курсы флористики. И летом вот с нами занимается…
– А семья-то у него есть? – поинтересовалась я. – Жена, дети? Если он уже немолодой, судя по вашим словам.
– Насколько я знаю, Юрий Алексеевич не женат, а детьми своими считает учеников японского языка. Где он живет в Тарасове, мне тоже неизвестно, но думаю, дома он особо не сидит. В лучшем случае ночует, а с утра до позднего вечера – весь в работе.
– Кроме этих двух случаев, странных посылок, других угроз сэнсэю не было? – уточнила я.
Маргарита отрицательно покачала головой.