Иероглифы Сихотэ-Алиня
Шрифт:
— Пошел! — закричал Вася. — Пошел, дурак!
Чудовище, которое Вася так непочтительно называл дураком, рванулось, запрокидывая голову, выскочило на берег и помчалось вверх, на сопку.
Вася выбрался на сухое место и бросился обнимать опешившего и слегка испуганного Почуйко.
— Андрей, дорогой! А что с дядей Колей? Он тоже здесь?
Почуйко помотал головой, словно освобождаясь от паутины.
— На посту твой дядька, — сказал он и смущенно спросил: — Слухай, а що це такэ було?
— Лось!
— Який лось?
— Вроде оленя. Ну, сохатый. Понимаешь?
И хотя потомственный
— Подцепит разную ерунду и во-от — радуется! — сказал он сердито. — Тут дело серьезное, а он на сохатых кататься вздумал. Як малый, честное слово!
Он говорил так искренне, как неподкупно-сердито смотрели его острые глазки, что Вася, у которого зуб на зуб не попадал, опешил: вместо того чтобы похвалить за находчивость, его ругали.
— Так пойми же…
— А чего ж тут понимать, колы связи нема? Вот ты и понимай.
— Так я же привез связь. Понимаешь? Привез! — От обиды Вася даже перестал дрожать и, поднимаясь на цыпочки, старался доказать Андрею свою правоту.
Почуйко был неумолим:
— Ну, як привез, так нечего и балакать. Где она в тебэ? В кармане?
Оскорбленный в самых лучших чувствах, Вася снял с себя катушку с телефонным кабелем и в сердцах бросил ее под ноги Почуйко.
— Держите! Вот она — связь!
— Ну, ото ще ничего, — уже подобрее пробурчал Андрей. Он понял, что спасся от позора, и так вошел в выдуманную им роль неподкупно строгого человека, что спросил: — А Сашка чего там орет?
— Так он, понимаешь, на дереве. Переправиться же нет возможности…
— Нема возможности, — передразнил его Андрей и, соединив конец провода, крикнул: — Седьмой пост! Товарищ лейтенант? Все в порядке! Знайшев и Ваську, и Сашку! Таки скаженни ребята… шо-шо? Та целы. Ну вы там держите связь, а мне и тута делов хватает.
Он положил трубку на аппарат и, приставив ко рту сложенные рупором ладони, закричал:
— Сашко-о! Зараз приедем! — И опять ворчливо сказал Васе: — Як фазаны те клятые — на деревах порасселись и сидят. Давай-ка плот строить.
Замерзший и растерянный Вася сразу забыл и о холоде, и об обиде: Андрей, оказывается, имел право ворчать. Он уже успел обо всем подумать.
Они по очереди стали рубить сваленное Андреем дерево, потом связали обрубки телефонным кабелем. Вася собрался было встать на этот плот, однако неумолимый Почуйко решил по-иному:
— Думай, хлопец! Обратно ж втроем плыть нужно. Оставайся здесь. Ружье твое где?..
— Оно там… На дереве, — растерянно ответил Вася.
— От тебе и солдат… — развел руками Почуйко. — Оружие бросил. А як тебе зараз сражаться придется? Чем тогда будешь? На кулачках? Эх, солдат, солдат…
Почуйко опять укоризненно покачал головой, встал на плот и оттолкнулся шестом от берега.
Все, что было пережито за эти несколько часов Васей, все отошло на задний план и теперь казалось уже не очень страшным и потому неинтересным. Главным было то, что он оставил свое оружие. Значит, он все-таки не может считаться настоящим солдатом, настоящим защитником Родины. Ведь недаром Губкин, когда забирал свой автомат, предупреждал:
— Твое ружье пусть будет с тобой. Мало ли что.
Перебирая руками телефонный кабель, стоящий на плоту, Андрей, как заправский паромщик, быстро поплыл на другой берег. Минут через пятнадцать он привез уже одетого Губкина и все имущество.
Спрыгнув на берег, Губкин спросил:
— Как ты на лосе очутился?
— Так и очутился, — сердито ответил Вася, которому показалось, что и его новый дружок и командир тоже собирается ругать его за самоуправство.
— Нет, серьезно! Ведь это же здорово!
Вася недоверчиво посмотрел на Сашу, но, увидев его оживленное милое лицо, уже смелее ответил:
— Так уж… подвернулся… — Он снял с плота свою трехстволку, обтер ее от водяных брызг и забросил за спину.
— Как это «подвернулся»? — удивился Саша.
— Да так. Я пригрелся на дереве и думаю, почему ты так долго не возвращаешься. Уже хотел закричать, как меня что-то дернуло! Я не удержался и плюхнулся в воду. Катушку я на себя надел, чтобы не потерять, она меня на дно и потянула. Испугался страшно. Вынырнул сам не знаю как и сразу почувствовал, что меня что-то тянет по воде. Барахтаюсь, воду хлебаю, но уже стал соображать — смотрю, в сторонке лось плывет и вроде меня буксирует. Проверил, провод как струна. Тут я понял, что зверь спасался от пожара, поплыл и зацепился рогами за провод. И меня стянул. Разобрался и вижу: тянет он меня куда-то в сторону — провод его не пускает, заворачивает. Думаю: все, пропадаю. Хотел было катушку снять, потом как-то сразу придумалось — скинул петельку, которой провод на катушке закреплялся, чтобы не разматывался зря, и отпустил немного. Лось поплыл прямее. Так и пошло у нас. Как его в сторону поведет, так я провод подам. Он и выравняется. Вот и доплыли.
— Ну, я тебе скажу, это случай! — восхищенно протянул Саша. — Не хуже почуйковского медведя.
Андрей, почувствовав недоброе, рассудительно сказал:
— Мы тут разговорами занимаемся, а там ни Пряхина, ни Сенникова нема…
Связисты примолкли и поспешили на пост. Андрей старался не отставать от товарищей, хотя идти ему было больно, и он, прихрамывая, ругался сквозь зубы.
Солдат уходит в бой…
Когда связисты приблизились к седьмому посту, их остановил окрик:
— Стой! Кто идет?
— Свои! Свои!
Окликов больше не последовало. Седьмой пост оказался совершенно пустынным — даже гора имущества и та исчезла. Вася беспомощно оглянулся, Саша пожал плечами и на всякий случай вскинул автомат: исчезновение Лазарева и всего имущества было очень подозрительным. Но Николай Иванович не стал играть в прятки. Он вылез из окопа, тяжело припадая на больную ногу, подошел к товарищам и положил руку на Васино плечо.
— Ну, вот и славно! — сказал он. — Я тут к обороне приготовился. Имущество убрал в землянку, отрыл окоп… Понимаете, ничего подозрительного. Правда, недавно пролетел самолет да вот пожар разгорелся.