Иерусалим правит
Шрифт:
Вспышка огня заставила меня быстро пригнуться, но когда я снова присмотрелся внимательнее, то увидел, что выстрелы доносились только из воздушного шара. Укрывшись за выступом скалы, я разглядел узкую тропку, ведущую к известняковому отрогу, на котором лежала корзина шара, а потом тянувшуюся к водоему. Гора не были местными, иначе они знали бы, что есть другой путь. Они бросались в атаку по крутым скалам при ослепительном дневном свете только со стрелами и копьями — и их встречал быстрый и экономный оружейный огонь из поврежденного шара. Я вновь поразился точности атак воздухоплавателей и, присмотревшись еще, обнаружил, что ружье было только одно, большой старомодный французский «гатлинг», митральеза, которую установили на медном шарнире, укрепленном на ограждении борта корзины. Посреди корзины, казалось, находился маленький паровой двигатель, вроде бы не работавший. Пули проносились над головами решительных дикарей. Судя по их воплям и жестам, сбылись худшие страхи гора. На них обрушились силы зла. Религиозный фанатизм укрепил их мужество, но, разумеется, не помог здравому смыслу — они пошли в атаку вместо того, чтобы сбежать. Я решил, что даже с верблюдами без особого труда смогу добраться до скального выступа и застрявшего воздушного шара. Если удастся отогнать гора от воды, то все мы очень скоро сможем напиться. Казалось, если я произведу при спуске побольше шума и подниму побольше песка, то сложится впечатление, что на помощь потерпевшим пришел значительный отряд. Если повезет, дикари наверняка захотят изменить теперешнюю тактику. Не было бы ничего позорного в том, чтобы отступить перед превосходящими силами врага.
Я вернулся к своим верблюдам. Используя немногие итальянские слова, которые я выучил в Отранто, когда мы с Эсме высадились на берег после побега из Константинополя, я сообщил пассажирам воздушного шара, что помощь близка. Когда я освободил Дядю Тома, она посмотрела на меня благодарными, любящими глазами. Я позволил ей отвести свой небольшой отряд к утесу и начал трудный спуск по неровному песку, уверенный, что «гатлинг» итальянцев пресечет возможную атаку лучников.
— Е da servire? [596] — закричал я, стреляя вверх из своего «линфилда».
596
Нужна помощь? (искаж. ит.)
Я едва не вывихнул плечо. Я не знал о легендарной силе отдачи этой винтовки. Кто-то мне говорил, что «ли-энфилд 303» прославился в окопах как «лучший друг немца», и все-таки большинство Томми клянутся этим оружием по сей день. Держа дымящийся ствол в почти онемевшей руке, я дружески приветствовал воздухоплавателей. Митральеза не поворачивалась в мою сторону, что ясно говорило: меня считали союзником.
Именно в этот момент Дядя Том рухнула, на морде ее изобразилось удивление и возмущение, ноги разъехались под немыслимыми углами, шея вытянулась — все движения верблюдицы указывали на то, что она сознает свое унижение. Я выпустил из рук повод и, попытавшись снова подхватить его, упал на землю и покатился к корзине; тут винтовка выстрелила еще раз, едва не оторвав мне пальцы. Другие верблюды смешались, начали взбрыкивать и рычать; так они могли потерять все грузы. Я старался поднять Дядю Тома, чтобы мы оба сумели привести себя в более или менее приличное состояние, и тут на меня пала тень корзины воздушного шара и оттуда явилось видение женственности, настолько прекрасное, что я снова усомнился в здравости своего рассудка. Неужели все это оказалось частью какой-то запутанной галлюцинации? Предсмертного бреда в пустыне?
На ней был бледно-голубой, обшитый шелком тропический шлем, из-под которого выбивались два изящных рыжих завитка, обрамлявшие очаровательное сердцевидное личико. С головным убором прекрасно сочеталось короткое, по моде, платье. Как и шлем, оно было обшито розовым и синим жемчугом. Я видел подобные костюмы только в Голливуде. Ее свежее лицо хранило слабые, почти незаметные следы модной косметики, чудные бирюзовые глаза и прекрасную мальчишескую фигурку дополняла уверенная грация, с которой она перепрыгнула через борт корзины, по-английски восклицая: «Замечательно! Великолепно! Мои молитвы услышаны!» Она побежала (туфли на низких каблуках, идеально подходившие к костюму, ей практически не мешали) к тому месту, где поднималась на ноги Дядя Том. Наконец, к моему великому облегчению, она остановилась, но теперь ее чувственное личико омрачало выражение крайнего смущения.
— Спасибо! — воскликнула молодая женщина. Потом она обернулась, как будто извиняясь. — Большое спасибо. Скажите, вы сможете сесть за «гатлинг» и последить за дикарями? Они меня допекают с тех пор, как я потерпела аварию, но я не хочу им навредить. — Тут она начала снимать тюки с тканями с одного из наших верблюдов. — О, надо же! Шелк! Потрясающе! Шелк! Шелк!
Я с некоторым трудом взобрался наверх по веревкам и оказался, очевидно, в штаб-квартире какой-то смелой научной экспедиции! Повсюду лежали ящики и коробки с инструментами, а в центре гондолы находился небольшой паровой двигатель, способный, похоже, вырабатывать достаточно тепла, чтобы воздушный шар оставался заполненным. Овальная корзина была снабжена и маленьким пропеллером, который, как мне показалось, вряд ли годился для запуска такого огромного воздушного шара или управления им. Я осторожно сжал пальцами рукоятки «гатлинга» и выглянул наружу. По другую сторону озерца возле шатров стояли темнокожие гора, беседуя с молодым человеком в белом тюрбане, вероятно, сыном их шейха. Он указывал на узкую трещину в скале — очевидно, это был другой путь в оазис. Я обрадовался, что они временно утратили к нам интерес. Так у меня появилась возможность оправиться от удивления, вызванного открытием: единственной пассажиркой воздушного шара оказалась красивая молодая женщина, главная проблема которой — подобрать материал для нового платья! Я подумал, что если бы нашел ее в пустыне умирающей от жажды, то она вежливо попросила бы бокал ледяного «Боллинджера» урожая 1906 года. Меня поразило подобное хладнокровие, ведь его проявляла совсем еще юная женщина. Этим она напоминала миссис Корнелиус (на которую внешне ни капли не походила). Через несколько минут незнакомка вернулась с тюком ткани из наших поддельных товаров.
— Это подойдет, — произнесла она по-прежнему по-английски. — Мне очень жаль. Я была ужасно грубой. — Она медленно заговорила по-арабски; ее акцент показался мне очаровательным. — Я благодарю вас, сиди, за великодушие, ибо вы помогли той, которая не принадлежит ни к вашему племени, ни к вашей вере. Вас послал мне Бог.
Ее манеры оказались лучше, чем словарный запас. Я решил, что пока удобнее оставить ее в убеждении, что перед ней обычный сын пустыни, некий благородный бедуинский Валентино, прибывший спасти ее в самый последний момент. По общему признанию, Валентино спас молодую возлюбленную от участи, которая хуже смерти [597] , тогда как я, очевидно, просто помог выпутаться из галантерейного затруднения. Она прижала руку к невысокой груди и представилась:
597
Судя по всему, Пьят имеет в виду сюжеты фильмов «Шейх» и «Сын шейха», где герои Валентино спасают возлюбленных от изнасилования.
— Я — Лалла фон Бек, и я — летчица. Я не хотела причинить вреда вашей земле. Меня сбила шальная арабская пуля. Взгляните. — И она указала на отверстие, которое теперь было различимо прямо над короной, украшавшей поверхность шара. — Я выполняю официальное поручение Королевского итальянского географического общества.
Ради собственного развлечения я ответил по-английски:
— Я вижу по вашим инструментам, что вы рисуете карты. Возможно, вы ищете золото на нашей земле?
Она заволновалась:
— О нет! Да и, в любом случае, все ищут нефть. Это исключительно научная экспедиция. Ваш английский, по-моему, превосходен. Вы там учились? Или в Америке? Мне не мерещится акцент янки?
— Бедуины прославились великим стремлением к перемене мест даже среди назрини, — сказал я. — Но я никогда не видел наполненного горячим воздухом шара, который был бы так хорошо сработан.
— К сожалению, — ответила она, — эта конструкция слишком сложна. Очень трудно удерживать высоту, знаете ли, не выбрасывая все из корзины. Меня бы никогда не подстрелили, если бы у меня был такой корабль, который я просила. Однако, должна признать, оружие действительно пригодилось. Мне очень жаль, если вы пострадали. Я немного умею оказывать первую помощь. Так что если пожелаете…
Я мужественно отказался. В этот момент мне не хотелось, чтобы она увидела белую кожу, скрытую под моими одеяниями.
Как и Коля, я дочерна обгорел на солнце и оброс бородой. Я польстил себе, заметив, что выгляжу как настоящий пэр Сахары.
— Пусть шелк станет моим подарком вам, — произнес я, соблюдая этикет пустыни. — Надеюсь, в нем вы будете еще прекраснее.
Казалось, мои манеры впечатлили ее, но чем-то смутили — потом она улыбнулась.
— О, шелк! Это для воздушного шара. Мы отрежем полосу, смажем ее тем, что у вас в той фляге, — она станет воздухонепроницаемой. Уверена, все необходимое у меня найдется. Этим голодранцам досталось лучшее из моих запасов. Вещи вылетели из корзины, когда я приземлилась. Шар слегка болтало, как вы могли заметить. — Тут она опомнилась и смахнула грязь с одежды. — Хотя я немного придирчива по части платья, — призадумалась она. — Не стоит опускать планку.
— Это мнение разделяют и бедуины, — сказал я.
Комплимент ей польстил.
— Я обычно одеваюсь не так, но я начала чувствовать себя немного подавленной. Очень часто смена одежды улучшает расположение духа. А теперь появились вы, так что я не зря искала светлую сторону. Как в кино, не правда ли?
Я не испытал особой радости при упоминании о киноиндустрии. Собеседница приняла мое молчание за выражение несогласия.
— Мне жаль. Полагаю, вам не приходилось его смотреть. — Она была очень любезна. — Я ведь так и не дала вам возможности представиться.