Иерусалим правит
Шрифт:
— Я — шейх Мустафа Сахр-эль-Дра’аг, — сказал я, позаимствовав имя из старого сценария. — Подобно вам, госпожа, я — исследователь. Таков обычай нашего племени. Мы прирожденные путешественники.
Ее энтузиазм подтверждал мое мнение: она поддалась, как я и предположил, опасному очарованию Аравии, которое сбило с пути немало европейских женщин. И все же мне не следовало разрушать ее иллюзию. Что-то подсказывало, что ей будет интереснее объединиться с Ястребом Пустыни, чем с Орлом Степей. У бедуина и казака много общего — гораздо больше, чем различий; и я вполне резонно решил сыграть роль благородного защитника юной девушки, оказавшейся в глубине пустыни. Так подсказывал мой инстинкт, моя врожденная галантность.
Однако когда я спросил о «добром старом Итоне», то с удивлением узнал, что она вообще не была англичанкой и жила там только время от времени.
— Мой
— Очевидно, вы поклонница синьора Муссолини.
— Верно! Мой отец постоянно говорил, что Италия преуспевала только тогда, когда у власти находились выдающиеся люди. Конечно, он был саксонцем и испытывал склонность к преувеличениям. Он предпочел вольную атмосферу Албании. Его наняли турки. Инженеры в те времена могли жить как настоящие принцы. У нас было просто изумительное детство. Это, конечно, испортило нас. А потом, разумеется, мать умерла от чахотки, отца расстреляли как предателя, и это был конец. К счастью, мы научились сами стоять на ногах.
598
Ахмет Зогу (урожденный Ахмед-бей Мухтар Зоголли, 1895–1961) — албанский государственный деятель, второй президент (1925–1928) и первый король страны (1928–1939).
— У вас есть братья?
— Только сестры. Они все замужем, кроме меня. На самом деле я — инженер, но даже не могу вам объяснить, как трудно убеждать людей, что я ни в чем не уступаю мужчинам. Вот поэтому я здесь. Нечто вроде рекламного трюка, можно сказать. Теперь люди станут относиться ко мне серьезно.
— Мне такие трюки известны, — ответил я. — Я тоже интересуюсь техническими проблемами.
Я почувствовал вкус удачи, и сердце у меня забилось сильнее. Посреди Сахары я встретил привлекательную и харизматичную молодую женщину, которая, оказывается, разбиралась в инженерном деле. Такие девушки — их даже сегодня считают странными — появились в годы Первой мировой войны. Я против них ничего не имею. Многим достались от природы способности к техническим наукам, хотя мы пока еще не видели инженерного гения женского пола. Женщины говорят, что они выше таких вещей и предпочитают шить и готовить. Возможно, им это действительно нравится больше. Если так — вот еще один довод в поддержку моего мнения. Я не переставал разглядывать синьорину фон Бек внимательно и заинтересованно и радовался, наконец-то повстречав в пустыне кого-то, понимающего различие между двигателем внутреннего сгорания и волшебным орехом.
— И еще меня интересует Албания, — добавил я ради политеса.
Мои страдавшие от жажды верблюды стояли там, где я их привязал, — и очень громко жаловались; их рев и ворчание то и дело заглушали нашу беседу.
— Сыны орла, да! — проговорила она, указывая на разорванную ткань.
Полагаю, она имела в виду то, как албанцы себя называют — Skayptar [599] . Чем меньше страна, тем больше в ней важности. То же относится и к маленьким мужчинам. Я хорошо помню одного латыша, Адольфа Веда. Его показная любовь к собственной стране могла сравниться только с его тщеславием. А что у них за культура — несколько позаимствованных где-то народных песен, национальный герой с труднопроизносимым именем и еврейский университет! И все же я был сама галантность, и моя новая знакомая успокоилась.
599
Точнее, Shqiptar"et — самоназвание албанцев (алб.). По одной из версий, восходит к shqiponj"e — орел. По легенде, первый правитель страны получил от орла магические способности.
— Смотрите, — сказала она, — скоро закат. Я должна предложить вам дайфу. Я зажгу примус. Местные, как вам известно, не любят нападать ночью. Что скажете насчет черепахового супа и сухарей? Мы можем начать, к примеру, с фуа-гра, а еще у меня в шкафчике спрятан превосходный «Сент-Эмильон» [600] . Но шампанское, наверное, взорвалось. Жара и высота, в этом все дело.
Она отвела меня к середине
600
Сент-Эмильон — французская коммуна с одноименной столицей. Один из центров виноделия страны.
— Видите, я готова принимать гостей. Не знала, где придется приземлиться. — Она смутилась. — О, я забыла, у вас же нет никаких запретов на еду, верно? Ну, кроме свинины.
Я заверил ее, что живу по особым законам, как подобает путешественнику, и могу, с ее разрешения, даже осушить вместе с ней стаканчик кларета. Она извинилась за свое невежество по части нравов моего народа. По крайней мере, сказал я, она хотела расширить свои познания и прилетела, чтобы взглянуть на нас собственными глазами, не полагаясь на сведения из албанских газет. Ее это впечатлило. Она сказала, что слышала о легендарной вежливости бедуинов.
— У нас много общего, — сказал я, — с вашим Доном и кубанскими казаками.
Казалось, это сравнение ее удивило, ведь бедуины обычно предпочитали, чтобы их сравнивали с полубогами. Но девушка сочла мои замечания признаком скромности, что еще сильнее обрадовало меня. Одобрение этого ангела согревало мое сердце! Разве обычный мужчина — да и любой мужчина, если на то пошло, — мог противостоять такой прелести? Надо признать, я не собирался разуверять ее. Маскировка стала для меня второй натурой. При всем очаровании синьорины фон Бек у меня пока не было никаких причин доверять ей.
Бедуинов в пустыне уважали. Даже одинокого странника обычно отпускали с миром, поскольку у него, вероятнее всего, имелось превеликое множество кровных родственников. Важнейшая особенность кровной мести в том, что она должна оставаться реальной угрозой, поскольку именно так люди могут устоять перед искушением убийства и Хаос сдерживается. Пес редко нападает на другого пса, если не отчается и не убедится в превосходстве собственных сил. Вот почему, раз гора, очевидно, не нуждались ни в воде, ни в пище, я не ожидал, что конфликт продлится дольше одного-двух дней. Решив, что прибыло подкрепление, они почти наверняка предпочтут самый разумный вариант поведения — отступление.
В таком легком расположении духа я сел пить чай с очаровательной воздухоплавательницей, а внизу, среди пальм, спорили гора, обсуждавшие случившееся высокими, практически театральными голосами. Было почти невозможно не обращать внимания на их болтовню. Я внезапно представил, что сажусь на закате ужинать на балконе, выходящем на Крещатик, а внизу продолжается шумная жизнь главной улицы Киева. Я с ностальгией вспоминал о родных трамваях, о теплоте и уюте моего украинского детства. Я бы заплакал от ностальгии, а не от грусти, если б мне не следовало сдерживаться, помня, что я бедуин и джентльмен. Я все еще мечтаю о том Киеве. Но сегодня это просто модель вроде Нюрнберга — неубедительная диснеевская копия восхитительного оригинала, выполненная в натуральную величину. Коммунисты уничтожили оба города.
Renis le Juif et tu renieras ton pass'e [601] .
Я больше не думал о том, что вижу галлюцинации, заблудившись в пустыне. Мне стало ясно: настолько убедительной иллюзия быть не могла — разве что я на самом деле умер. Я обрел, как всегда выражается Бишоп, свою награду. Аромат синьорины фон Бек оказался так же тонок, как окружавшая ее тело аура, а я был готов к любым фантазиям — и все-таки возбуждения я не испытывал. Возможно, чувственность стала для меня слишком хорошо знакомой и оттого ужасной. Я пребывал в состоянии бесконечного платонического счастья, без всякой похоти окунаясь в волны женственности и в то же время наслаждаясь общением с умным и дружески настроенным собеседником. Впрочем, я держался немного отстраненно, и мы соблюдали определенные формальности, что было весьма удобно. Потом мы слегка развеселились, обсуждая успехи фашизма и вероятные достижения обновленного итальянского государства. Синьорина знала моего друга Фиорелло. Она сказала, что он теперь стал бюрократом. Она извинилась за неподобающий вид.
601
Отвергни еврея — и ты отвергнешь свое прошлое (искаж. фр.).