Иерусалим
Шрифт:
— Он не сошел с ума и не отдаст Ингмарсгорд, раз уж усадьба попала к нему в руки.
Во время этого разговора Ингмар схватился за край грубого елового стола. Вдруг что-то треснуло — Ингмар отломил кусок доски от столешницы.
Ингмар-сильный поднял руку и сказал:
— Он никогда не вернет тебе именье, если ты станешь учителем.
— Ты так думаешь?
— Думаешь, думаешь! — передразнил его старик. — Все знают, как тебя воспитали. Ходил ли ты когда-нибудь за плугом?
—
— Умеешь ли ты жечь уголь, приходилось тебе срубать столетние ели?
Ингмар продолжал сидеть спокойно, только пальцы его с треском отламывали один кусок доски за другим.
Старик внимательно поглядел на него и вдруг замолчал.
— Эге! — сказал он, взглянув на обломанную доску стола. — Мне, пожалуй, еще придется взять тебя в свои руки. — Он поднял отломанные куски и приложил их к прежнему месту. — Вот молодец! Ты можешь показывать себя за деньги на ярмарках! Ах, шельмец! — Он похлопал Ингмара по плечу. — Да, ты действительно создан быть учителем!
И в одно мгновенье он снова вскочил на очаг и начал играть. Теперь его музыка звучала совершенно иначе. Он отбивал такт ногой и играл в бешеном темпе.
— Это полька Ингмара-младшего! — крикнул он. — Эй, эй! Танцуйте все в честь Ингмара-младшего!
Гертруда и Гунхильда были красивые девушки, и у них не было недостатка в кавалерах. Ингмар танцевал мало, он почти все время беседовал с пожилыми крестьянами, сидя в углу комнаты. В перерыве между танцами вокруг Ингмара собралась толпа, как будто всем доставляло радость снова видеть его.
Гертруде показалось, что Ингмар о ней совсем позабыл, и ей стало очень тоскливо.
«Теперь он понимает, что он сын Ингмара-старшего, а я всего только Гертруда, дочь учителя», — подумала она и сама удивилась, что эта мысль так огорчает ее.
Во время перерыва между танцами молодежь выходила на воздух, хотя весенняя ночь была холодная и легко можно было простудиться.
На дворе было темно, хоть глаз выколи, и так как никому не хотелось пускаться в путь в такую темень, то все говорили:
— Побудем здесь еще немножко, скоро взойдет луна, и будет светло.
Ингмар стоял с Гертрудой в дверях, когда к нему подошел хозяин.
— Пойдем, я хочу тебе кое-что показать, — сказал он.
Он взял Ингмара за руку и провел его через кустарник позади дома.
— Встань-ка, да погляди вниз, — сказал он.
Ингмар посмотрел в ущелье, на дне которого что-то неясно белело.
— Это, должно быть, Лангфорс, — сказал он.
— Разумеется, это Лангфорс, — сказал Ингмар-сильный, — Ну? Как ты думаешь, зачем нужен этот водопад?
— Здесь можно поставить лесопильню или мельницу, — сказал Ингмар.
Старик,
— А кто же, интересно, должен поставить здесь лесопильню? Кто должен нажиться и выкупить Ингмарсгорд?
— Да-да, я и сам думаю об этом, — сказал Ингмар.
Тогда Ингмар-сильный начал развивать придуманный им план. Ингмар должен убедить Тимса Хальвора построить на водопаде лесопильню и тогда сдать ее в аренду Ингмару. Уже много лет старик обдумывал, как бы помочь сыну Ингмара-старшего вернуть себе богатство.
Ингмар долго смотрел в ущелье.
— Ну, хватит, пойдем опять танцевать, — сказал Ингмар-сильный.
Но Ингмар не трогался с места, и старик терпеливо ждал его. «Если он сын своего отца, то он не ответит ни сегодня ни завтра; таким людям, как он, нужно время, чтобы все обдумать».
Пока они так стояли, неподалеку раздался громкий, яростный лай собаки.
— Ты слышишь что-нибудь, Ингмар? — спросил старик.
— Да, собака гонит дичь по лесу, — отвечал Ингмар.
Лай приближался, казалось, что охота должна промчаться мимо избушки. Старик схватил Ингмара за руку:
— Пойдем скорей!
— Да, что случилось? — спросил Ингмар.
— Молчи и иди скорее в дом, — отвечал старик. Пробежав несколько шагов, они услышали резкий лай где-то совсем рядом.
— Да, что это за собака? — несколько раз спрашивал Ингмар.
— Скорее, скорее! — торопил его старик. Он втолкнул Ингмара в сени, а сам стал старательно запирать дверь. — Быстрее, входите все, кто еще остался на дворе! — громко кричал он.
Он держал дверь полуоткрытой, и молодежь протискивалась в нее со всех сторон.
— Скорее, скорее! — кричал он и в нетерпении топал ногами.
Всем собравшимся в избушке стало страшно, и они хотели знать, что же случилось. Наконец все вошли, и хозяин запер дверь на засов.
— Вы с ума сошли! Спокойно разгуливаете, когда слышите лай горной собаки! — сказал он.
В эту минуту лай раздался возле избушки, собака несколько раз обежала вокруг, не переставая злобно лаять.
— Разве это не простая собака? — спросил один из парней.
— Поди и помани ее, если осмелишься, Нильс Янсон.
Все молча прислушивались к лаю, который, не смолкая, слышался возле дома. Понемногу этот лай стал казаться им зловещим и ужасным; они испугались, и многие побледнели как смерть. Нет, это, очевидно, была не просто собака, а какое-то чудовище, вырвавшееся из преисподней.
Только старик-хозяин осмеливался двигаться; сначала он затворил ставни, потом начал тушить свечи.