Иго любви
Шрифт:
— Ради Бога, не плачьте, Рухля!.. Что я могу сделать, чтобы вас успокоить?
— Барыня… милая… спа… спаси-бо вам… Ни-когда вашей ла-ски не забуду…
Они долго сидят в сумерках, обнявшись, как сестры. Обеим хорошо от этой внезапно осознанной духовной близости. Но и обеим грустно… Старость придет… И все такая же одинокая. Кто позаботится о них?.. Кто их пожалеет?
…Муж приносит Одесский Вестники кладет перед нею на стол.
— На!.. Читай… Может быть, сменишь гнев на милость…
Успех Мосолова — неслыханный в юных летописях нашего юного театра: он невольно напоминает нам блаженные времена Тассистро и Нормы, когда нельзя
Начнем наш разбор с главы — господина Мосолова, которому, без сомнения, принадлежит пальма первенства. Мосолов обладает решительным и превосходным комическим талантом. Каждую свою роль он понимает и выполняет чудесно; костюм и мимика совершенно соответствуют его свободной, естественной и благородной игре. Притом (важное достоинство в актере!) он никогда не бывает однообразен, не напоминает вам уже виденное прежде лицо в какой-нибудь другой пьесе…
Мосолов берет газету из рук радостно улыбающейся жены.
— Вот тут хвалят Максимова и Микульского… Это прочтешь потом… Читай о тебе!
— Обо мне? — упавшим голосом говорит она, и руки ее заметно трясутся. — Нет, не могу… Читай ты…
— Ах, Надя, Надя!.. До чего ты мало себя ценишь!.. Слушай!
Госпожа Мосолова — это перл нашей русской труппы.
Она всегда вызывает самые громкие рукоплескания и вполне их заслуживает. Каждую роль свою она тщательно обдумывает, изучает и выполняет с редким совершенством. Она с равно неподражаемым искусством исполняет роль дамы высшего общества и крестьянки, ханжи и кокетки, светской молоденькой девушки и гризетки. Для доказательства довольно вспомнить следующие пьесы: Остановитесь! (роль немой), В людях ангел — не жена, В тихом омуте черти водятся, Новички в любви и Дебютантка (собственно роль крестьянки)… [4]
4
Эта статья Одесского Вестникаот 1843 г. перепечатана в Репертуаре и ПантеонеПесоцкого и Межевича, откуда я ее и заимствовала. Это подлинные отзывы о моем деде, артисте Мочалове (племяннике П. С. Мочалова) и его жене и моей бабке, знаменитой провинциальной актрисе, Анастасии Никитичне Мочаловой. — Примеч. автора.
— Ну что?.. Довольна?..
— Покажи дальше…
— Ну что там дальше?.. Дальше чепуху пишут…
— Покажи! — настаивает она и топает ногой…
— Ну вот, бранят меня за выбор пьес, за пошлость репертуара… Зачем водевили ставлю, а не трагедии…
— Видишь, Саша?.. Я тебе то же говорила. Разве нет Гоголя, Мольера?.. Почему непременно трагедии? Хорошо поставить и высокую комедию… Но ведь ты упрям… Тебе работать не хочется… Дай газету!..
Она читает и улыбается, укоризненно качая головой.
— Что еще такое? — спрашивает. Мосолов, наклоняясь над ее плечом.
— Да вот упрекают, — почему, когда я пою в оперетке или куплеты в водевилях, то скрипка ведет мелодию в один голос со мной… Чудаки! Они не подозревают, что ведь я ни одной ноты не знаю… все партиции на слух пою… с голоса… Разве я училась, как Репина?.. Что с меня спрашивать?.. А кто этому поверит?..
Мосолов задумчиво ходит по комнате.
— Да… правы они, что в угоду публике я опошлил репертуар… все для сборов… Твоим силам я развернуться не даю… Они тебя ни в драме, ни в трагедии не видали… Что они тогда сказали бы?.. Ну да у меня уже нынче блеснула идея… Знаешь? Я приглашу Мочалова и Щепкина на гастроли…
— Мочалова? — ее голос звенит.
Мосолов это слышит, но причины волнения жены не понимает.
— Ты думаешь, он не приедет?.. А почему бы ему не приехать? Тесно ему там, душно… Он одно время совсем было хотел казенную сцену бросить… Каждый год берет отпуск… Только в провинции и отдыхает душой… Нет, он приедет… Я ему завтра напишу… А Щепкина упрашивать не придется… Вот и сыграй с ними тогда Офелиюи Дездемону… Покажи себя и ты провинции во весь рост…
Он целует ее руку. Глядит алчными, влюбленными глазами. И уходит, вздохнув…
Когда же, наконец, когда смягчится ее суровое сердце?
Навряд ли она почувствовала его поцелуй. Навряд ли даже заметила, что он ушел… Она вся в прошлом. Уронив газету на колени, она смотрит в это далекое минувшее, когда мимо нее — бедной швеи в черной косыночке — прошел Фердинанд– Мочалов… Она и сейчас помнит его жгучий взгляд, его горячий шепот: «Кто ты?.. Как тебя звать?..»
Играть с ним?.. Ей?.. Возможно ли? Даже в самых дерзких снах ее фантазия не рисовала ей такой картины…
Она читает письмо Репиной.
«Дорогая Надя, вот уже два года, как я покинула сцену… Помнишь мое первое к тебе письмо? Помнишь, как я металась от одного решения к другому… Остаться? Уйти… Не было хуже тех дней в моей жизни… Покинуть сцену в разгаре славы, в расцвете сил? Быть любимицей публики и добровольно сойти на нет?.. «Сумасшествие!» — говорили мне все кругом. Никто не понимал этого страха. Поймешь ли и ты меня, моя молодая, счастливая Надя?
Каждая женщина рано или поздно прощается со своей молодостью, когда седеют волосы, появляются морщины, полнеет подбородок, грубеют черты и в глазах гаснет блеск. Ах, это мучительно! Это смерть заживо, отказ от радости, от надежды… Если изменят тебе, пока ты молода, если обманут, надругаются над душой твоей, — все-таки у тебя есть утешение: молодость… Вся жизнь впереди, и все в твоих руках. Ты думаешь так: «Я отомщу холодностью. Поманю другого. Быть может, разбужу ревность неверного. Быть может, сама полюблю другого и начну новую жизнь…» Но что нового ждет нас в сорок лет? Какие обманы? Какие надежды?..
Актриса два раза переживает этот ужас: не только в спальне тайком, перед своим зеркалом, которое не лжет. Она переживает этот роковой день, когда ей говорят: «Пора перейти на другое амплуа и уступить свое место молодым!..»
Играть леди Мильфордпосле Луизыэто еще куда ни шло!.. Но спуститься еще на одну ступень! Перейти на роли благородных матушек, как Львова-Синецкая?..
Нет… Этой минуты я не хотела дождаться. Я ушла сама. И знаешь, что было последним толчком, пока я колебалась?.. Журнальная заметка по поводу Садовникова… Ты его помнишь?.. Писал Погодин в Москвитянине. Сетовал, что Садовникову не дают ходу, хотя он любимец публики и вскоре станет московской знаменитостью. И, между прочим, писал так:
Между актерами у нас, как между учеными, есть какое-то чиноначалие. Явись, например, новый талант на роли Щепкина или Репиной, они не скоро получат себе дело. Но под чьим же руководством могли бы образоваться они лучше, как не под руководством знаменитого ветерана и милой… мы не скажем «ветеранки», но милой, всегда юной и прелестной нашей актрисы?..
Надя, чувствуешь ты эту отравленную стрелу? Она впилась мне в сердце. «Пора!» — поняла я… Тут же отправилась в контору и заявила, что ухожу… Я чуть не расплакалась, когда меня начали упрашивать. Горло сжалось… Села, попросила воды. Потом простилась, ничего не объясняя, и на удивленный вопрос директора заявила, что решение мое бесповоротно.