Иго. Татарский роман. Книга 1
Шрифт:
Эмир Гази правил недолго, я думаю, что моего отца отравили. Кто? Это большой вопрос, на него, похоже, уже никогда не получить ответа.
Когда эмир Гази умер, мне было года три-четыре, и я отца почти не помню. Кул Гали женился на овдовевшей Салие, в которую был давно, как выяснилось, тайно влюблен. Салия бикэ не была моей матерью, я родился от другой жены эмира Гази, не наложницы, а законной жены. Но она ушла в лучший мир еще раньше мужа, и в моей памяти не осталось даже смутного представления о моей матери, пусть Тенгри помилует ее душу в ссудный день.
В общем,
Мой прадед Отяк был женат на дочери бурджанско-кавказского вождя кыпчаков Башкорта. Моя рано умершая мать тоже была из этого рода. Бурджанские родственники забрали меня к себя. В Болгаре бывать с тех пор мне приходилось редко. Я вырос в степи и горах – и они прочно поселись в моем сердце. Можно сказать, меня воспитал мой дед Альмат по материнской линии, замечательный чичен – сказитель, когда то бывший великим воином. Представится случай, я обязательно еще расскажу об этом удивительном человеке, которому я многим обязан в своей жизни. Именно дед Альмат настоял на том, чтобы я поехал учиться в Нур-Сувар в Дом науки.
Я вел скромную жизнь шакирда, с увлечением познавал арабский и персидский языки, добросовестно извлекал алгебраические дроби, с восхищением наблюдал за жизнью небесных светил в астрономической обсерватории, и не лез ни в какие сомнительные дела. Вряд ли эмир опасается меня, как претендента на царский престол. Да, мой отец был эмиром, да, нур-суварцы после его смерти хотели видеть эмиром Кул Гали – автора популярной в народе поэмы «Сказания о Юсуфе», и затеяли бунт… Но причем тут какой то забытый всеми отпрыск, выросший в горах и степи, вдали от царского дворца и его интриг?
Я вяло поклевывал из китайской расписной вазы сладкий сушенный виноград, доставленный из благословенного Мавераннахра и мучительно размышлял.
Какую опасность или угрозу я мог представлять для дома Бараджа? За мной кроме моих далеких бурджанских родственников никто не стоял. И потом я был еще слишком юн. Есть более достойные и зрелые кандидатуры на трон эмира, в том числе из царского дома Ашрафидов. Многочисленная родня Алтынбека и Чалмати давно рвется к власти. Алтынбеку удалось даже в свое время ненадолго захватить власть в Булгарском юрте, но Бараджу с помощью хана Джучиевой юрты Батыя и Верховного кагана Татарской Державы Угедея – наследника Великого Чынгыза – удалось его сбросить. Кстати, Алтынбека так же, как и Чалмати, поддерживал «Эль-Хум», несмотря на то что первого из них подозревали в тайных симпатиях к Православной вере.
Может, эмир хочет через меня выведать о тайных планах этого общества, оно ведь как раз гнездится в Дарь аль-улюм.
Навряд ли. Тайное общество «Эль-Хум» теперь не такое уж тайное и грозное, каким было раньше. Активным участником и даже руководителем одного из его подразделений когда то был сын знаменитого арабского путешественника и миссионера ал-Гарнати. Сам миссионер уехал, а вот сына оставил. Для каких целей? Возможно, как раз для того, чтобы возглавить «Эль Хум» и, захватив власть в Булгарском юрте, полностью подчинить его арабскому халифу. Но это только мои досужие домыслы. Как было на самом деле, ведает лишь один Тенгри.
Еще полвека назад Чельбир разгромил «Эль-Хум», сын ал-Гарнати погиб. Правда, булгарскому эмиру не удалось тогда до конца расправиться с тайным обществом, его поддерживали не только арабы, но и бухарский Орден Нашкабандия. Когда Чельбир после 50–ти летнего бессменного правления умер, мой отец эмир Гази пришел к власти не без поддержки этих скрытых, но влиятельных сил.
Впрочем, это дела уже давно минувших лет. Нет, интерес эмира Бараджа к моей скромной персоне вызван чем то другим…
Мои размышления прервал посыльный:
– Тебя хочет видеть эмир!
Эмир Барадж принял меня не в юрте, а на берегу реки Итиль, на зеленой полянке, устланной роскошным персидским ковром, достойном быть украшением дворца сасанидских шахов. На нем располагались разнообразные яства и угощения. Красный огненный шар катился к закату, дневная жара начала спадать, с реки повеяло живительной прохладой. Там, внизу, за пристанью, у белокаменных стен Болгара затихал шумный многоголосый Ага-базар – торговцы грузили свои товары на вьючных верблюдов и отправлялись в местные караван-сараи и чайханы подсчитывать вырученные барыши.
Расспросив о моем здоровье и здоровье еще об одних моих балкаро-кумыкских родственников, которые жили в низовьях Итиля в предгорьях Кавказа, эмир стал интересоваться моими успехами в академии Дарь аль-улюм, куда был определен новый настоятель – сеид Кылыч. Я внутренне напрягся – неужели подтверждаются мои худшие опасения по поводу общества «Эль Хум»? Может, кто то донес правителю о моем мнимом участии в его делах – шпиков у эмира хватает.
– Когда я был таким же молодым, как и ты, я ведь тоже хотел учиться в Дарь аль-улюм, – вдруг неожиданно признался Барадж. – Но отец не разрешил, дескать, нахватаешься там всяких вольных идей, и потом, когда придет время, не сможешь управлять страной. Он считал, что дети эмиров не должны посещать Дарь аль-улюм.
Я напрягся еще больше – к чему это клонит Барадж? Но виду не подавал, даже осмелился возразить:
– А вот мой отец учился в Дарь аль-улюм, и был хорошим эмиром.
– Да нет, я ведь ничего против твоего отца не имею, я это так, к слову сказал, – как будто замялся мой сановитый собеседник и твердо добавил: – Эмир Гази был достойным правителем, пусть Аллах определит ему место в джаннат – раю.
Барадж пил араку – молочную водку, а я довольствовался кумысом. Кажется, эмир настроился на долгую беседу, причем без свидетелей – рядом даже прислуги не было, она держалась в отдалении. Что же все таки ему от меня нужно?
Разговор опять перешел к моей учебе. Я, вступив на дерзкую волну, не мог остановиться и заявил, что акаид – богословие и ал-джебр – алгебра мне не по душе.
– Почему? – учтиво спросил Барадж, не замечая моего нервного тона.
Я сказал, что разбирать тафсир и другие религиозные премудрости Арабской веры мне неинтересно. Что касается математики, то это, конечно, необходимая наука, но она больше полезна для купеческого и ремесленного сословия. Мне же нравятся астрономия, тарихи – история и маданият – литература.