Иголка любви
Шрифт:
— Кофе очень полезен, — сказал надерганный старик.
— Полезен кофе?
— Полезен.
— Кофе полезен?
— Полезен!! — Он взвизгнул, чтоб сдвинуть беседу. — Я покупаю кофе с запасом.
— С запасом?
— С запасом. Чтоб надолго.
— Чтобы надолго? С запасом?
— Я беру килограмм. Запасаюсь.
— Килограмм кофе?
— Вы думаете, что это много?
— Килограмм?
— Для любителя? Для ценителя? Это пустяк! Это миг! Вы смеетесь!
— Я
— Я кладу пол чайной ложки сахара в кофеварку, вы понимаете?
— Ну понимаю.
— И три, нет, четыре ложки кофе.
Оля забылась, стала тереть свои ноги, раскачиваясь и мучаясь подлой скукой беседы, не зная, в каком месте приличней всего прервать разговор и схватить старикашку за нос.
Старика потрясло, как она сама себя гладит, он задохнулся, обиделся, примолк, заволновался.
— Ну а что еще вы любите? — вяло спросила.
В смятении забегали слезные глазки, краем взгляда схватил белого Гоголя.
— Ну, естественно, книги, культуру!
Оля чуть напряглась и пукнула.
Темно-бурой волной залило стариковские щеки.
— Книги люблю. Поэтов. Прозаиков.
— Вы слышали, я пукнула, — напомнила Оля.
— Я должен много читать, — сказал старик.
— Для чего? — отозвалась побежденная.
— О! Это… это…
— Секрет? — догадалась бедняжка.
— Отчасти секрет. — Старик нежно засветился, побеждая ее, втягивая в свой таинственный мир, молодую, пустую и наглую.
— Ну, какой ваш секрет? Для чего вам знать культуру и книги?
— Для кругозора.
— Ну и секрет.
— Я следователь! — крикнул старик, трепеща.
Задрожала звонкая птичка в платане. Сказала какой-то пустяк и заснула.
— Вы следователь?
— Да, да. Я сразу заметил, что вы выделяетесь среди прочих девиц.
— Ах, ну это да.
— Чем-то необычным. В вас что-то необычное. — И он опять выпучил глаза. Как будто иногда ему что-то показывали. Попугать.
— Следователь, да, я следователь. О, сколько следствий!
Сухощавый и властный старик-следователь.
Немцы как раз прошлепали мимо. Одетые во все наше, укрощенные навсегда, сытые, только речь их чуть-чуть тревожила. Кольнуло тем юным фашистом.
— Вы следователь по военным делам?
— Было и это. Но больше — по шпионам.
— По шпионам?
— Ну да. По предателям родины.
Оля заморгала, впервые глядя на всего старика. Он был тверд под взглядом, скромен, свеж.
— Где же они… то есть где вы их добываете… как это… как вы их различаете?
— Работа, — устало он простонал.
— Ну… и много их?
— Я не хочу омрачать ваш светлый…
— Ум? — подсказала Оля.
— При чем здесь ум?! Ваш светлый
— Не бойтесь.
— Это тайна.
— Ну не надо.
— Ну хорошо, я скажу. Да, много. Вас устраивает такой ответ?
Оля опять на него посмотрела, очень сильно, чтоб хорошо рассмотреть существо. Глаза существа отдавали металлом дверных ручек. Моментально во рту появился привкус металла.
— Как вы их различаете?
— Милая девочка, милая девочка, как вы еще плохо знаете жизнь.
— Боже мой! — поразилась Оля. — Разве жизнь можно знать?
Старик радостно захохотал. Оля увидела язык, желтый от никотина.
— Мило, мило. Жизнь можно узнать, если… множество лет ты проводишь допросы.
— Я однажды уже проводила допрос, — хмуро сказала Оля.
— Да. Их надо всегда проводить. Предателей родины выявить — вот вам задача.
— Скажите, пожалуйста, — засомневалась Оля. — А в чем их было предательство?
— Было и есть, — поправил старик и шепотом: — Их и сейчас сколько угодно.
— И здесь? — изумилась Оля.
Следователь слегка кивнул ей, интимно, как когда говорил, что делайте все, что нравится.
— Как же тут можно предать! Тут море! — волновалась Оля.
— Мерзавцев хватает, — ответил старик. — Они выдали иностранцам наши тайны.
— За деньги?
— Бывает, за деньги. Бывает, из ненависти.
— Какие тайны на море? — тоскливо не понимала.
— Вам не понять, — отрезал старик.
— Ну а как же вы их ловите?
— Я не ловлю. Я допрашиваю. Я, повторяю, следователь.
— То есть их сначала поймают, а потом вы допрашиваете?
— Да.
— А потом?
— Расстрел, — сказал следователь.
Оля ахнула:
— Всех?
— Опять же не я. Уже следующие, — напомнил старик.
— Ну как же… а если… а если… не все, если некоторые не предатели окажутся?
— Не окажутся, — отрезал старик.
— Ну вот же, я же читала, в газете — милиция осудила, даже избила — и девять лет подростку дали тюрьмы, а он не убивал.
— Во-первых, — кивнул нетерпеливый следователь, — осуждает суд, а милиция ловит…
— Ну какая тут разница? — взвизгнула Оля. — Ведь подросток избитый, и тюрьмы девять лет, а он невиновный.
— Виновен, — сказал старик.
— Почему? — едва прошептала Оля.
— Это на взгляд обывателя можно найти оправдание подростку. Ну, представьте, что такое подросток, — сгусток инстинктов.
— Чего? — опешила Оля.
— Ну, он весь из этого… понимаете? Из секса.
— Ах вот оно что, да, да… Он тоненький, у него нежная кожа, чуть впалый живот, ключицы вразлет, чуть девичьи плечи, припухлые губы.