Игольное ушко
Шрифт:
– Видите ли, у меня есть своего рода игра, – сообщил он Блогсу. – Я пытаюсь определить, почему тот или иной человек садится в поезд. Например, черный галстук, скорее всего, означает похороны; грязные ботинки – наверное, фермер едет домой; бывают шарф со знаком определенного колледжа или белая отметина от обручального кольца на пальце у женщины. Вы понимаете, что я имею в виду? В любом можно отметить про себя что-то такое, а затем выдумать целую историю. Знаете, работа у нас довольно скучная, сидеть в кассе надоедает… только не подумайте, что я жалуюсь.
– Хорошо. Что вы отметили в этом человеке? – перебил его Блогс.
– Ничего. Странно, но ровным счетом ничего, как будто он специально хотел выглядеть неприметным, даже не знаю, как вам все объяснить…
– Нет, нет, я прекрасно понимаю. Теперь прошу сосредоточиться. Помните, куда он брал билет?
– Помню, – ответил толстяк. – В Инвернесс.
– Это еще не значит, что он едет именно туда, – сказал Годлиман. – Фабер профессионал, отлично понимает, что мы можем опрашивать людей на вокзалах. Полагаю, агент сознательно взял билет не в тот пункт. – Годлиман посмотрел на часы. – Скорее всего, он уехал на поезде, который отошел в 11.45. Поезд тащится сейчас в Стаффорд. Я связался с железнодорожниками, они дали команду, в общем, поезд остановится около Кру. Кроме того, удалось договориться насчет самолета. Вы двое вылетите сейчас спецрейсом в Стокон-Трент.
– Паркин, твое дело попасть в поезд, когда он остановится, не доезжая Кру. Мы оденем тебя в форму контролера, ты будешь заглядывать в каждый билет – и, естественно, в каждое лицо – на этом поезде. Как только заметишь Фабера, оставайся рядом с ним.
– Ты, Блогс, будешь ждать в Кру у билетного контроля на случай, если Фабер решит выйти там. Но он этого, конечно, не сделает. Твоя задача – как только ты поймешь, что его нет, немедленно вскочить в поезд, в Ливерпуле выйти первым, ждать Паркина и Фабера на билетном контроле. Там тебе помогут ребята из местной полиции, ты получишь столько людей, сколько потребуется.
– Все это очень хорошо, но только в том случае, если он меня не узнает, – сказал Паркин. – Что, если он помнит меня еще с Хайгейт?
Годлиман открыл ящик своего стола, вынул пистолет, протянул Паркину.
– Если Фабер тебя узнает, застрели его.
Паркин молча спрятал оружие в карман.
– Вы уже слышали, что сказал полковник Терри. От себя могу добавить только одно: если мы не поймаем этого человека, высадка в Европе будет отложена, возможно, на год. Год – большой срок, всякое может случиться. Не исключено, что баланс сил изменится не в нашу пользу. Подходящего случая может уже и не быть.
– Мы даже приблизительно не знаем, сколько времени осталось до высадки? – спросил Блогс.
Годлиман на минуту задумался, но затем, видимо, решил, что его люди вправе знать то немногое, что было известно ему, ведь должен же он доверять тем, кому предстояла встреча с противником один на один.
– Я знаю лишь то, что это вопрос нескольких недель.
– Значит, июнь, – сказал Паркин.
Зазвонил телефон. Годлиман снял трубку, молчал, внимательно слушал. Потом увидел, что Паркин с Блогсом еще в комнате.
– Машина у подъезда.
Они встали.
– Задержитесь на секунду.
Они тихо стояли и смотрели на профессора. Годлиман отвечал кому-то коротко, четко.
– Да, сэр. Конечно. Обязательно. Всего доброго, сэр.
Хорошо зная Годлимана, Блогс и думать не мог, что его начальник может называть кого-то сэром.
– Кто это был?
– Черчилль.
– Что он сказал? – спросил пораженный Паркин.
– Он желает вам удачи, и да благословит вас Бог.
15
В вагоне был очень темно, но никто не унывал. Фабер слышал шутки типа: «Уберите руку с моего колена. Нет, не вы, вот вы». Англичанам нравится шутить, они не расстаются с юмором даже тогда, когда дела идут плохо. Вот сейчас, например, их дороги в ужасном состоянии, однако никто не ноет, все понимают почему. Что касается Фабера, то ему нравилась темнота, она помогала ему оставаться незаметным.
В вагоне пели. Песню затянули три солдата, стоявшие в коридоре, затем к ним присоединились остальные пассажиры. Спели «Журчи и пой, как котелок», «Всегда жива моя Британия», «Весь Глазго – мой», «Земля отцов», «Сейчас уж мало где бываю» – это были разные песни, разных жанров, но пели их все.
Прогудел сигнал воздушной тревоги, поезд замедлил скорость до тридцати миль в час. По инструкции пассажиры должны лечь на пол, но места не хватало. Молодой женский голос громко произнес:
– Ой, Господи, боюсь.
Ей ответил парень на кокни:
– Брось, милашка, ты на лучшем месте, в безопасности – нам самое главное двигаться, тогда немец не попадет.
В вагоне раздался хохот, похоже, никто не боялся. Какой-то дядька открыл чемодан и угощал всех домашними бутербродами с яйцом.
Ехавший рядом матрос сказал:
– Неплохо бы сыграть в карты.
– Как же играть в темноте? – спросили его.
– На ощупь. У Гарри все карты крапленые.
Где-то в четыре утра поезд неожиданно остановился. Один из пассажиров – наверное, тот, что раздавал бутерброды, – произнес на хорошем английском:
– Похоже, мы уже рядом с Кру.
– Зная нынешние дороги, мы с таким же успехом можем быть в любом месте от Болтона до Борнмута, – ответили на кокни.
Состав вздрогнул и тронулся, все обрадовались. Где же привычный англичанин, которого мы видим на карикатурах, – хладнокровный, степенный, где снобизм, самомнение, подумал Фабер. Определенно не здесь.
Через несколько минут в коридоре раздалось:
– Приготовьте билеты, пожалуйста.
Фабер обратил внимание на йоркширский акцент; что ж, сейчас они на севере. Он стал искать в карманах билет.
Фабер занимал угловое место, рядом с дверью, и видел оттуда коридор. Контролер проверял билеты, освещая их фонариком. В тусклом свете Фабер видел его силуэт. Фигура показалась почему-то знакомой.
Он откинулся в кресле и вспомнил кошмарный сон: «Этот билет вам дали в Абвере». Фабер улыбнулся.