Игорь Грабарь
Шрифт:
В 1902 году он совершил поездку на Северную Двину, которая имела несколько задач, - исполнение заказа на серию художественных открыток с видами Северной Двины от издательства Общины Святой Евгении, желание сделать большую фотосъемку для будущей истории искусства. В этом сказалось и общее для художников этого времени увлечение Русским Севером, его деревянной архитектурой. Поездка отразилась в некоторых работах Грабаря, в частности в декоративных панно, но в то же время она была предвестием новых жизненных путей художника, его реставрационной деятельности.
Сентябрьский снег. 1903
Государственная Третьяковская галерея, Москва
Еще
Распад выставочного общества «Мир искусства» и последовавшее за ним прекращение выпуска журнала глубоко потрясли Грабаря - следствием этого стало намерение покинуть Петербург и перебраться в Москву.
Его тянула к себе подмосковная природа, захватившая еще в Наре. Подобное место Грабарь обрел в 1903 году в имении Титово Тульской губернии, принадлежавшем его тетке. «Я нашел в нем... типичную природу средней полосы России и тот подмосковный усадебный стиль, который я облюбовал в Наре»[1 И.Э. Грабарь. Моя жизнь, с. 193. 2 Там же, с. 194.]. В Титово Грабарь попал ранней золотой осенью, в самую волшебную пору русской природы, которой он уже посвятил один из лучших своих этюдов 1901 года.
«Проснувшись как-то утром и взглянув в окно, я к удивлению увидел, что выпал снег: весь сад был в снегу, снегом была засыпана колонная терраса. Зрелище снега с ярко-желтой листвой было столь неожиданно и в то же время прекрасно, что я немедленно устроился на террасе...»2 В течение трех дней была написана картина Сентябрьский снег (1903) - работа зрелого художника, убежденного в своей эстетической концепции.
Грабарь использовал найденное им еще в Наре образное сочетание архитектуры и пейзажа. Спокойный прямоугольный формат холста открывает сильно выраженное движение. Ряд колонн справа, «язык» дощатого пола и ряд окон слева, доски потолка вверху - все устремлено в глубь картины. Перила, преграждающие взгляд, только подчеркивают это движение.
В стройности и зрелищности композиции разумная доля импрессионизма сочетается с четким членением объемов, в котором ощущается взгляд Грабаря-архитектора. Мощное тело деревянных колонн выглядит поразительно живым - их прочная устойчивая форма, оказывается, решена полупрозрачными трепещущими мазками жемчужно-серого тона; подлинно импрессионистичны рыжие кроны деревьев - собственно, то, что заставляет вспомнить о сентябре, когда на переднем плане картины уже будто бы царит зима. Этот сентябрьский огонь так точно согласован с серебристым цветом дерева и белизной пушистого снега, что картина не могла не стать художественным событием, не вызвать одобрения зрителей и критики. Красота композиции и колорита сочетается с красотой мазковой фактуры, нежно передающей материальные свойства изображаемых объектов.
Белая зима. Грачиные гнезда. 1904
Государственная Третьяковская галерея, Москва
«Окончив ее, я ясно почувствовал, что сделал какой-то значительный шаг вперед по сравнению с этюдами Нары, что здесь лучше передан материал, но в то же время и больше поэзии, без которой пейзаж есть только протокол»[1 И. Э. Грабарь. Моя жизнь, с. 194.]. Сентябрьский снег подготовил появление замечательных живописных работ Грабаря в следующем, 1904 году и в целом в ближайшее десятилетие.
Там же в Титове Грабарь открыл для себя еще один из главных мотивов своих будущих картин - иней. Глазу художника открылось фантастическое зрелище, которое он называл «сказкой». «Бриллиантовые кружева на бирюзовой эмали неба» - такое определение инею мог дать только художник. Но Грабарь открыл и еще одну особенность инея - его мимолетность, которая заставляла особенно спешить с работой,чтобы уловить минуты быстротечной красоты.
Освоение зимней темы во всей ее живописной специфике происходило постепенно, с накоплением наблюдений. Побывав в Яхроме у художника Сергея Иванова, в снежных просторах, напомнивших Грабарю северную природу, он «впервые познал красоту бесконечных бирюзово-сиреневых переливов на снегу»[1 И.Э. Грабарь. Моя жизнь, с. 195.]. Французский импрессионизм дал Грабарю прежде всего возможность по-новому видеть и анализировать живописный материал, а уже затем и технику воплощения увиденного на полотне. Одним из важнейших для него приемов стал «дивизионизм» - прием разложения цвета на холсте.
Февральская лазурь. 1904
Государственная Третьяковская галерея, Москва
На выставке Союза русских художников произошло знакомство Грабаря с одним из участников выставки, художником Николаем Мещериным, которое оказалось важным для обоих. Мещерин пригласил его приехать к нему в имение Дугино на берегу Пахры, где уже побывало немало московских художников, в том числе Левитан. Грабарь, которому страшно хотелось работать, писать снег, зиму, принял это приглашение. «Я вечно жил у кого-нибудь, только дважды на короткое время заведя собственный угол... Судьбе угодно было, чтобы я вскоре опять поселился в чужом гнезде и там остался в течение свыше двадцати пяти лет»[1 И.Э. Грабарь. Моя жизнь, с. 196.].
Природа вокруг Дугина показалась ему лучше, живописнее, чем в Наре или в Титове. Особенно порадовало его обилие берез: «...это странное дерево, единственное среди всех белое, редко встречающееся на Западе и столь типичное для России, меня прямо заворожило»[2 Там же, с. 199.].
Мещерины, владельцы Даниловской мануфактуры, были людьми богатыми и хлебосольными. И в Дугине, где была прекрасная мастерская и где ему даже отдали в полное распоряжение санки с возницей для поездок на этюды, Грабарь почти сразу почувствовал себя как дома, он «застрял» в имении, «превратившись в одного из старейших дугинских аборигенов»[3 Там же, с. 208.].
Снежные сугробы. 1904
Львовская картинная галерея
В гололедицу. 1905
Национальный музей изобразительных искусств Республики Татарстан, Казань
В Дугине Грабарь начал писать этюды снега с близкого расстояния - для его изучения. Бродить вокруг усадьбы и наблюдать стало главным его занятием. Первой значительной работой, написанной здесь, стала картина Белая зима. Грачиные гнезда (1904), мотив которой был найден в деревне Шестово недалеко от усадьбы Мещериных. Красота высоких плакучих берез, усеянных шапками гнезд подчеркнута утонувшей в снегу избушкой. Гармония тональных отношений в картине порождена светом зимнего серебристого, бессолнечного дня. «Хотелось передать эффект белого снега на белом небе, с белой березой. Эта белизна без белильности, кажется, удалась», - писал Грабарь[4 Там же, с. 201.]. На выставке трудность задачи и удачное ее разрешение оценил Валентин Серов, который отметил, что «зима - действительно белая, а белил не чувствуешь»[5 Там же.]. В этом сработал способ смешивания красок на холсте, а не на палитре, уже опробованный в Сентябрьском снеге. «Живопись Сентябрьского снега была действительно переломной для меня. Будучи где-то посредине между прежней, пленэрной, и новой, импрессионистической установкой, она казалась не совсем обычной, хотя о настоящем разложении цвета, о “дивизионизме” в отношении к ней еще речи быть не может», - писал художник[6 Там же, с. 197.].