Игоряша-Робинзон
Шрифт:
Игоряшу занесло на незнакомую планету. Каким шутом это произошло — достоверно неизвестно. Очень может быть, что его забросила туда аномалия гравитационного поля. А с другой стороны, не исключено, что важнейшую роль здесь сыграл пространственно-временной дрейф мощного потока нейтрино в сторону Бетельгейзе. Или просто имел место тривиальный квазиперенос материального тела по бета-оси возмущенного Риманова пространства. Но факт есть факт: Игоряша как был — в пиджаке и галстуке и новых кооперативных туфлях за 1225 рублей — очутился на незнакомой планете. Любого человека подобное происшествие поставило бы в тупик, особенно если учесть, что всего секунду назад данный человек сидел за своим рабочим столом и спал. Любого — но только не Игоряшу. Он только хмыкнул и открыл глаза. И сказал три слова. И
А планета, кстати сказать, случилась просто райская. Воздух был чист и ароматен. Его хотелось не вбирать в легкие, а нарезать прозрачными кубиками и складывать про запас. В благоухающих лесах музыкально пели птицы. На открытых солнцу мягких полянах цвели поразительные цветы, а в тени деревьев струились хрустальные ручейки: их прохладная и свежая вода, в меру газированная, была сладковатой на вкус и обладала легким тонизирующим свойством. Здесь не водились крупные хищные звери, неприятные кровососущие насекомые и болезнетворные микробы, никогда не налетали ураганы, не проливались грозы (иногда накрапывал освежающий теплый дождик), а температура круглый год держалась на уровне 23—24 градусов Цельсия выше нуля и лишь по ночам опускалась до восемнадцати. На деревьях в изобилии росли аппетитные и питательные фрукты, некоторые напоминали вкусом ананасы и клубнику, некоторые — жареную хрустящую картошку, а иные — даже сочную горячую свиную отбивную, но снимать такие полагалось до полудня, потому что к вечеру они остывали. Стоило надрезать кору деревьев, как по стволу начинал стекать восхитительный сок: то «шато лафит», то «сент-эмильон», а то и «помероль». Вот водка не текла совсем — чего нет, того нет, врать не будем, и это, может быть, самый фантастический факт во всей нашей истории.
Конечно, можно было получить и натуральный сок: вишневый, грушевый, апельсиновый, авокадовый, даже сок из гуайявы, но сейчас мы говорим, между прочим, об Игоряше, и это надо учитывать, поскольку деревья, в принципе, давали то, что ждал от них потребитель.
Словом, на планете прозябал настоящий рай, и если бы Игоряша знал больше слов, он назвал бы новый мир Эдемом.
Игоряша как-то быстро понял, что это не Земля. От его наблюдательности не ускользнуло, что солнце здесь зеленоватого оттенка, небо розовое, трава фиолетовая, на некоторых деревьях листва ярко-оранжевая, а на иных, наоборот, синяя. Да и птицы больше походили на пузатых маленьких слоников: они летали, размахивая перепончатыми ушами, и с помощью длиннющих хоботков посасывали крюшон из луж в заболоченных низинах. Но окончательно укрепился в своем интуитивном убеждении Игоряша только тогда, когда припал губами к стволу первого попавшегося небесно-голубого дерева. Он твердо знал, что деревьев, где вместо сока струился бы настоящий португальский портвейн, на Земле не существует (разумеется, Игоряша в жизни не отличил бы «порто» от «трех-семерок» по той простой причине, что первого никогда не пробовал, а второе обыкновенно пил не ради дегустации; точное знание природы напитка пришло к нему странным путем — извне). Весь день Игоряша пробовал разные соки, а потом крепко спал, овеваемый нежным ночным ветерком.
А утром проснулся и назвал планету «Моя». Вот так просто — три буквы с ударением на «я». Чтобы все возможные посетители еще с порога знали, что здесь к чему и кто тут хозяин. Игоряша почему-то сразу решил, что он единственный разумный человек на планете. И был, в определенном смысле, близок к истине…
До каких же вершин счастья воспарил Игоряша, когда проснулся утречком на благодатной Моей, хлебнул для поправки здоровья пива «Гиннес» из ближайшего пруда и вдруг разом осознал, что он впервые в жизни свободен, раскован и всевластен!
Можно сказать, такого случая он ждал с рождения. Начальство — далеко. Так далеко, что с самой высокой горы не увидишь. Мымра-жена — за миллионы, а может быть, и миллиарды километров. Соседи, сослуживцы, очереди — вообще за тридевять земель, в тридесятой помойке. А он здесь — сам себе начальство собственного рая, сам себе сосед, сам себе сослуживец и сам себе очередь. Вот!
Игоряша весь день хохотал до упаду, и даже снял галстук и повесил на дерево с «шабли», и пил разные соки, а потом крепко спал, не умывшись на ночь.
И опять было утро. Летали, гукая, слоники, солнце рассыпало свои изумрудные лучи по оранжево-синим лесам, булькали лужи, издавая мягкий бродильный аромат. Игоряша пробудился, подошел к бордовому баобабу, выбранному еще с вечера, и рванул ногтями кору: потекло замечательное рейнское вино «лаубенгеймер». Ох, здорово!
Напившись, Игоряша снял пропотевший пиджак и в раздумье поскреб подбородок: что делать? Подбородок царапался, потому что был давно небрит.
Ближе всего Игоряше было бы взять утреннюю газету и просмотреть спортивную рубрику касательно «Спартака» и программу телевизионных передач. Увы, ни газет, ни телевизоров здесь не было и быть не могло, и тогда Игоряша решил написать лирические стихи, хотя никогда в жизни такими глупостями не занимался. Вот в каком виде застала его всплывшая вечером сердцевидная луна: Игоряша, в майке и брюках, обнимал ствол чинзановой пальмы и, рыдая, читал строки, вдохновенно выведенные им кровавым мелникским вином на широком белоснежном листе местного лопуха:
Вот я живу теперь в рае и мне теперь хорошо! А с тобой, сволочь такая Рая я знаешь могу сейчас сделать что?!!!!Жену Игоряши звали не Рая, а Светлана Владиславовна, но он поставил «Рая» для рифмы и считал, что получилось неплохо: обнаженно, но и со скрытым смыслом — как у настоящих поэтов.
Наутро Игоряша никак не мог вспомнить, куда он дел лопух с поэзией, поэтому весь день в душе саднил горький осадок непризнанности. «Эх, была бы хоть одна живая душа! — примерно так думал Игоряша.— И веселее, и стихи почитать было бы кому!»
Но живых душ пока не наблюдалось. Если бы Игоряша читал в детстве Даниэля Дефо, он сообразил бы сейчас, что ему не хватает Пятницы. Однако, по правде, не пятниц не хватало ему, а суббот и воскресений. Всю сознательную жизнь Игоряша впитывал, что выходные — для отдыха, будни — для работы. Здесь же были сплошь выходные, и чем это могло кончиться — предсказать было трудно. Обычно по выходным Игоряша не занимался ничем.
День сменялся днем, неделя — неделей. Игоряша кочевал по райской планете и ни в чем не знал сомнений. Ну не завидная ли судьба?
Иной день в Игоряше, заросшем темной шерстью и по ночам ухающем филином, пробуждалась тяга к творчеству. Уже немало лопухов валялось по лесу с ямбическими строками:
Когда меня отсюда возьмут, я все равно себе останусь тут… —но такого рода деятельность чем-то не удовлетворяла Игоряшу, поэтому он несколько раз принимался даже за изобразительные искусства. Он резал осколком камня по стволам выпитых деревьев: изможденные, они уже не вином истекали, а обыкновенным соком — апельсиновым, яблочным, фиговым,— и для Игоряши были непригодны. Как-то взглянул он, косматый и черный, на очередное творение рук своих и ужаснулся: такие рожи из ствола вылазили, такие корявые арабески змеились, что хоть беги и топись сразу же в гиннесовом омуте. И подошел Игоряша к дереву, и срубил его, а лесину, искромсав в щепки, закопал в укромном уголке и больше никогда туда не являлся, даже по надобности близко не подходил — кругаля давал.
Однажды днем Игоряша шел на четвереньках по следу какого-то безобидного зверька. От тела Игоряши струился сильный мускусный запах — предмет его гордости: только так мог пахнуть полновластный хозяин леса, покровитель всех мелких хищных зверьков и гроза всех растительноядных.
Внезапно — у пня давно изгрызанного им хересного дерева —-Игоряша сделал стойку. Долетел запах некоего существа, с которым Игоряша ранее не встречался. Бой? Добровольный дележ участка? Игоряша бочком, подобравшись, выпрыгнул на поляну. И сразу же отпрянул: там, среди жухлой иссиня-черной травы, стоял инопланетянин. Он походил на собаку, только хвост был крокодилий, широкая, как чемодан, пасть была снабжена острыми роговыми пластинами, над хребтом возвышался костяной гребень, а восемь коротеньких ножек оканчивались острыми копытцами. Ростом инопланетянин был с трехэтажный дом.