Игра ангела
Шрифт:
Несмотря на ворчливые слова, не вызывало сомнений, что дон Басилио чувствует себя весьма комфортно на новом месте, а также вид имеет вполне цветущий.
— Только не говорите, что пришли просить работу, а то я ведь могу вам ее и дать, — пригрозил он.
— Я признателен вам, дон Басилио, но вы же знаете, что я подрастерял все навыки, и к тому же журналистика — это не мое.
— Так скажите наконец, чем вам может быть полезен старый брюзга.
— Мне нужна информация об одном старом деле для сюжета, над которым я сейчас работаю. Меня интересуют сведения о смерти известного адвоката по имени Марласка, Диего
— О каком времени речь?
— Тысяча девятьсот четвертый год.
— Давненько дело было. Сколько воды с тех пор утекло.
— Недостаточно, чтобы отмыть грязь с этого дела, — обронил я.
Дон Басилио положил мне руку на плечо и повел за собой в недра редакции.
— Не волнуйтесь, вы пришли куда нужно. Ребята здесь собрали архив, которому позавидует сам Ватикан. Если в прессе что-то появлялось, то мы это найдем. И, кроме того, заведующий архивом — мой добрый приятель. Но предупреждаю, что я Белоснежка по сравнению с ним. Не обращайте внимания на его манеру нагонять страх на людей, в глубине души — на самом донышке — он белый и пушистый.
Я пересек вслед за доном Басилио просторный холл, отделанный ценными породами дерева. Сбоку находился овальный зал с большим круглым столом и коллекцией портретов, с которых на нас взирал сонм аристократов с суровыми лицами.
— Зал, где происходит шабаш ведьм, — пояснил дон Басилио. — Тут главные редактора встречаются с помощником редактора, то есть вашим покорным слугой, и редактором. И, как истинные рыцари Круглого стола, мы приобщаемся к Святому Граалю каждый день в семь вечера.
— Впечатляет.
— Вы еще пока ничего не видели, — сказал дон Басилио, подмигивая. — Вот, поглядите.
Дон Басилио встал под одним из августейших портретов и надавил на деревянную стенную панель. Панель со скрежетом подалась, открывая проход в потайной коридор.
— Ну, что скажете, Мартин? И это всего лишь один из многих тайных ходов в здании. Даже у Борджиа не было такого лабиринта.
Я последовал за доном Басилио по коридору. Мы пришли в большой читальный зал, окруженный стеклянными витринами, — хранилище служебной библиотеки «Вангуардии». В глубине зала, в лучах света, падавшего от лампы с зеленоватым прозрачным абажуром, можно было различить фигуру человека средних лет, изучавшего с лупой какой-то документ. Заметив наше появление, он поднял голову и послал нам взгляд, способный обратить в камень человека помладше или более трепетного.
— Представляю вам дона Хосе Марию Бротонса, владыку подземелья и шефа катакомб этого святого дома, — провозгласил дон Басилио.
Бротонс, не выпуская из рук лупы, уставился на меня колючими глазами, словно ржавеющими при соприкосновении с объектом. Я приблизился к нему и подал руку.
— Мой бывший ученик, Давид Мартин.
Бротонс неохотно пожал мне руку и повернулся к дону Басилио:
— Это он писатель?
— Он самый.
Бротонс тяжко вздохнул.
— Надо иметь мужество, да уж, выходить на улицу после той взбучки, которую ему задали. Что он тут делает?
— Он пришел просить у вас помощи, благословения и совета по вопросу научного исследования и археологических раскопок документов, — разъяснил дон Басилио.
— И где кровавая жертва? — пробурчал Бротонс.
Я сглотнул и переспросил:
— Жертва?
Бротонс посмотрел на меня как на идиота.
— Коза, ягненок, каплун, на худой конец…
Я растерялся. Бротонс, не мигая, гипнотизировал меня взглядом в течение нескольких бесконечно долгих мгновений. А затем, когда у меня спина зачесалась от выступившего пота, заведующий архивом и дон Басилио разразились хохотом. Они хохотали взахлеб, утирая слезы, пока у них не перехватило дыхание. Я не мешал им веселиться за мой счет. Очевидно, дон Басилио нашел родственную душу в новом коллеге.
— Идите сюда, юноша, — велел Бротонс, сбросив свирепую маску. — Посмотрим, что можно для вас найти.
Архиву газеты было отведено помещение в подвале здания. Этажом выше размещалась ротационная машина, порождение поствикторианской технологии, казавшаяся гибридом чудовищного вида паровоза и механизма для производства молний.
— Представляю вам печатный станок, больше известный как Левиафан. С ним держите ухо востро, говорят, он уже проглотил не одного ротозея, — сказал дон Басилио. — Как кит Иону, только предварительно разрезав на куски.
— Так удобнее.
— Как-нибудь можно скормить ему нового стажера. По слухам, он племянник Масиа и корчит из себя всезнайку, — предложил Бротонс.
— Назначайте день и час, и мы как следует отметим это событие, — согласился дон Басилио.
И оба захихикали, как мальчишки-школяры. Два сапога пара, решил я.
Арихивный зал скрывался в лабиринте коридоров, образованных стеллажами три метра высотой. Два бледных создания, выглядевшие так, словно пятнадцать лет не покидали этого подвала, являлись помощниками Бротонса. Увидев начальника, они подбежали к нему, как верные псы в ожидании приказаний. Бротонс вопросительно посмотрел на меня:
— Что ищем?
— Тысяча девятьсот четвертый. Смерть адвоката Диего Марласки. Он был заметным членом барселонского общества, один из основателей партнерской фирмы «Валера, Марласка и Сентис».
— Месяц?
— Ноябрь.
По знаку Бротонса помощники отправились разыскивать периодику за ноябрь 1904 года. В то время смерть составляла неотъемлемую часть колорита эпохи, и первые страницы газет пестрели некрологами. Легко было догадаться, что новости о личности такого масштаба, как Марласка, наверняка подхватили многие городские газеты, и его кончина стала темой заголовков на первых страницах. Помощники архивариуса принесли несколько томов подшивок и положили их на широкий письменный стол. Мы разделили материалы на пятерых и вскоре обнаружили извещение о смерти дона Диего Марласки на первой полосе, как и предполагалось. Номер газеты был от 23 ноября 1904 года.
— Имеем труп, — возвестил Бротонс, которому принадлежала честь открытия.
Всего было опубликовано четыре некролога: о его смерти сообщалось от имени семьи, от адвокатской конторы, коллегии адвокатов Барселоны и, наконец, от Барселонского литературного общества «Атеней».
— Вот что значит богатство. Умираешь пять или шесть раз, — резюмировал дон Басилио.
В самих некрологах не содержалось ничего примечательного: возносились молитвы за упокой души усопшего, указывалось, что в похоронах примет участие только узкий круг близких и друзей, также не обошлось без цветистых панегириков достойному гражданину, ученому и незаменимому члену барселонского общества и все в таком же духе.