Игра без правил
Шрифт:
Воин, с красочной лентой на шлеме, спрыгнул с седла нарочито шумно, с показной удалью. Коня оставил у берега, а сам резвее всех двинулся прямо к ближайшей глыбе. Меч поднял над головой, вода доходила уже до груди, волны с насмешкой хлопали по лицу, заливали соленую воду в разинутый рот. Сотник гневно сплюнул на сторону, двинулся дальше. Генерал развернулся к всадникам, поднял вверх правую руку, дал знак ожидать, незачем всем соваться, разумный командир всегда бережет своих воинов.
Вода вокруг отважного сотника внезапно потемнела, там, в глубине что-то тяжело и страшно бухнуло. Он испугано
— Все назад! Быстро! — проревел генерал. — Выйти из воды!
Сотник пронзительно вскрикнул, рубанул мечом воду, попятился как рак, назад. Маслянистое черное проникало сквозь доспехи, жгло кожу, точно яд. На лице воина жуткая гримаса, смесь страха и ярости, глаза живо бегают. Он попытался отогнать черноту от себя ладонью, слизь налипла на руку, вздулась мелкими пузырями. Сотник глядел зачаровано как липкая грязь растекается по руке. Черная пена медленно капает с пальцев вниз, вот уже видны кости, между ними белесые хрящи, и совсем не больно…
— Выходи! — рвал горло генерал, — Сейфул, выходи из воды! Выходи быстро!
Но сотник не слышал, стоял как оглушенный, под ногами забухало еще громче, по маслянистой пленке побежала дробная рябь, из глубины донесся утробный животный рык, протяжный и долгий, даже у генерала затряслись поджилки. Дикий страх заставлял сжаться в комок даже отважное сердце. В мозгу стреляло, конечности не желали двигаться. Рычанию вторило заунывное пение тысяч мертвых нечеловеческих голосов.
— Шайтан! — закричал Сейфул, опомнившись, — Шайтан!
Генерал быстрее ветра схватил из седла аркан, кожа седельного ремня с треском лопнула, пряжка, обижено звякнув, отлетела в сторону, а он уже раскручивал над головой петлю. Бросил быстро, сноровисто, петля обхватила несчастного сотника точно за руку. Сейфул выпустил из рук меч, тот с тихим всплеском пошел на дно, радостно ухватился за спасительный канат, рана на руке почернела, покрылась мелкими неопрятными комками, под которыми виднелась мутная водичка.
Генерал понимал: медлить нельзя, что угодно может прятаться там под водой, но бросить верного сотника… Да никогда! С силой дернул аркан на себя, мигом развернул коня и лихо хлопнул шпорами в бок. Скакун заржал, молнией рванул вперед, радуясь, что оставляет страшный берег позади.
Громко всплеснуло, вода фонтаном ударила в воздух, черные жирные брызги дождем обрушились на берег. В глубине вновь заревело, ряды воинства дрогнули, как испуганное стадо конники побежали прочь, сырой песок комьями полетел испод опыт.
Воины испугались, уронили честь, но отступили не зря. Там, где капли слизи попадали на лица, открытые руки, шкуру лошадей — мигом вздувались уродливые волдыри ожогов.
Один лишь генерал остался на берегу, Сейфула теперь не видать, веревка натянулась, зазвенела от напряжения как струна, будто не человек на том конце, а целая гора. Конь закусил удила, с силой рванул вперед, генерала потянуло на бок, связки жалобно затрещали, в локте жгло каленым железом. Но аркана из рук не выпустил, стиснул зубы, гневно оскалился, хотя и понимал: Так можно и руку потерять, и самому в воду угодить, а там — верная смерть.
Ненадолго на берегу все затихло, ни рева, не ужасного воя, даже волн не стало, океан разгладился, будто спит. Только по-прежнему дрожала земля, но черные воды уже не бурлили, замерли, если не считать мелкой ряби на поверхности.
Конь генерала, странно захрипел, с удил срывалась густыми комками кровавая пена. Предводитель обеспокоено глянул на скакуна. Тот уже закатывает глаза, а на шее, как раз под челюстью налился крупный, с кулак размером, гнойный пузырь, видно слизь попала когда подошел близко к берегу. Генерал начал было слезать, ему то не так просто рукой все еще пытается вытащить на берег сотника, как вдруг веревка ослабла, вернее, даже провисла.
Замерев, воины следили за предводителем встревоженными взглядами, но ни один не рискнул слезть с коня и ухватится за аркан рядом с генералом. А тот уже начал отчаиваться: вытянуть не может и бросить тоже, от воинов помощи не жди, как же, слезут с седел…
Тут внезапно пара воинов набралась смелости, или глупости — отважились помочь, видно как страшный рев умолк, стало стыдно за минуты слабости, хоть и наемники — а все равно мужчины, ну а где же видано, чтоб воин как дитя прятался от врага? Короткие, длиннорукие всадники живо соскочили на землю, ухитрились даже лихо перебросить ногу через седло, вон, мол, какие удальцы, не то что вы, со страху хвосты поджали.
Предводитель стоял возле бездыханного тела могучего коня, услышав сзади шлепанье сапог по мокрому песку, не оборачиваясь, прокричал:
— Не подходить!
Всадники оба встали как вкопанные. Удивленно повертели головами, переглянулись.
— Что прикажешь делать, сейид? — спросил более рослый, и сообраительный.
— Видишь что случилось с моим Джохаром! — воскликнул предводитель сокрушенно. — Черная вода погубила его в мгновение ока! Если Сейфул еще жив — я вытащу его сам! А если нет — то хватит и одной смерти!
— Да, сейид, — кивнул торопливо всадник, отступил на полшага назад.
— Вернитесь в седла, — сказал он твердо, закинул веревку на плечо и налег всем телом.
Канат поддался, черный и маслянистый, он все удлинялся и удлинялся, каждый шаг требовал от генерала нечеловеческих усилий, вены на толстой шее вздулись, лицо красное, как жаровня, кажется пар так и повалит из широких ноздрей. Но начатого не бросал, руки намертво вцепились в аркан, будто вплелись прямо в конский волос.
В глубине снова зарычало, низко, басовито, земля под ногами заходила ходуном. Храбрость у всадников иссякла и они припустили обратно к коням, да так что только и видали их.
Генерал упал на одно колено, но тут же поднялся, потянул аркан к себе. Мускулы на руках закаменели, раскалились, налились кровью и уже болели от напряжения. Из черной слизи, испод корявых глыб выступили длинные темные фигуры, тихо пошли вперед, молчаливые и страшные, безгубые как жаба или вообще безротые, не разглядеть. До груди существо хоть и уродливое, но как человек, а от пояса — змей!
Генерал оскалился, до крови закусил губу. Сил в теле почти не осталось, и он закричал, вызывая в себе ярость, нагнетая во всем теле, пальцы уже совсем белые, крепче сомкнулись на тугой веревке.