Игра: Дочки-матери
Шрифт:
Они что, про гипноз ещё не слышали?
– Нет, - ответила я, - эти способности во все века встречались среди людей, как и целительство знахарок. Ничего нового - просто талант. Да если бы я обладала такими знаниями, то вы, господин в маске, уже бы слушались меня, как домашний пёс, и приказали своим подручным меня отвязать. А может быть вообще дело бы и до пыток не дошло!
– Но почему вы не можете подчинить меня или... того, кто вас допрашивал? Если у вас такой талант?
– Тот помощник капитана -
Человека волевого не подчинить. По крайней мере, не с моими способностями.
Посетитель заглотнул лесть в свой адрес, даже не сморгнув. Поза его изменилась, выказав самодовольство - он вольготнее откинулся на спинку кресла.
Как же - волевой! Сытенький, подленький дворянчик и только! Да я уже нащупала в его душе несколько комплексов и лазеек для внушения. Надо только продумать стратегию подчинения. Но если судить по тому, что меня перестали пытать - они надеются выведать информацию постепенно и мирным путём, «выторговать». Значит - встреча эта не последняя и надо будет не упустить шанс.
А стратегия подчинения - это своего рода, шахматная партия. Каждый ход, каждое слово надо продумать. Тем более этот политический хитрован может насторожиться, заподозрить что-то неладное. Знаний и опыта подчинения я всё-таки не имею - запросто проколюсь.
Тут не обойдешься, как с помощником капитана, примитивным повторением: «...Ты слушаешься того, кто приказывает... Ты не виноват... Виноват тот, кто приказывает тебе... Те, кто тебе приказывают очень плохие и страшные люди, потому ты их слушаешься...»
Любитель маскарадов ушёл задумчивый.
А я его узнала почти сразу, ещё в начале разговора. Не по внешности или фигуре. Просто особый ментальный сигнал, своего рода, слепок личности не спрячешь под маской. Ну, ещё, конечно, специфическая гундосость.
Интересное сочетание: дипломат английский, а палач иезуитский. Хотя понятно - все подлянки против России Англия делает чужими руками. Но обдумать это стоит.
29 глава. Обмен
Часть 8
Обмен.
Видно, не сегодня мне
Допоётся эта быль.
Может быть другой дана...
Толи снега, толи пыли
Закружила пелена,
Только не в моём окне...
Кто-то тронет лоб рукой,
Не поймёт, откуда это:
Что за странный непокой,
Чья-то песня, чьё-то лето...
Ты ждала себя - такой?
Не тебе ль, мала планета,
Мало песен, снов и книг?
Может, ты совсем другая,
Или... Кто ты? Не такой?
Я совсем тебя не знаю,
Всё равно ты мой двойник.
Как от боли, до поэта
До тебя - подать рукой!
Восемнадцатилетняя девушка замерзала. Привязанная кнутами к дереву в лесу, она уже начинала засыпать, обессиленная долгими криками и скованная морозом. Казалось - ей стало теплей, она уже не чувствовала холода. С усилием помотав головой, она попыталась стряхнуть дурман смерти, окутавший её сознание.
– Господи, не дай душе моей погибнуть без покаяния! Не дай вору остаться безнаказанным за убийство моей матушки и моё...
– шептала она сиплым голосом, потом все душой, всем своим существом закричала, - Спаситель, пошли мне помощь! Спаси душу мою, безвинно погубленную злодеем!
– и снова впала в забытьё.
Она увидела комнату... или камеру? В общем, полуподвальную комнату с нищенской кроватью и решёткой на окне. На кровати лежала девочка на вид лет тринадцати - четырнадцати в дорогой, но сильно повреждённой, потрёпанной одежде.
«Ты кто?» - мысленно спросила её девочка.
«Алёна - купеческая дочь!» - ответила девушка.
«Ты как в мои мысли проникла, Алёна? Ты где находишься?»
«Не знаю, где-то в лесу. Я весь вчерашний день и вторую ночь зову, прошу о помощи. Я умираю, привязанная к дереву, замерзаю...»
«Рассказывай, девочка!» - встревожено вскочила я, и села на кровати.
«Сама ты... девочка! Мне уже восемнадцать, я взрослая!»
«Давай не будем мериться годами. Ты очень удивишься, если правду узнаешь... Говори!»
«Мама вдовой осталась. У отца дело было доходное - он с севера пушнину возил от охотников. После торговал в своих лавках шубами, шапками и горжетками из соболя, что его же работники шили.
Больше года назад его в дороге разбойники ограбили и убили. Помощника, тяжело раненного, нашли и выходили охотники. Он и рассказал о судьбе отца.
Через год мама вышла замуж за Димитрия. Красавчик такой, что тот ангелочек: кудри белые по плечам, глаза голубые, голос тихий, да ласковый... После замужества, с самой весны мама стала странной: одурелой какой-то, вялой и сонной. Я однажды подглядела, как Димитрий ей что-то в питье подмешивает.
Я слугам стала рассказывать о том, что он маму со свету сживает, а они не верили «Ты Алёна не наговаривай на хозяина - он человек добрый, напрасно и мухи не обидит. А вы с матерью и правда странные стали после смерти твоего отца!»
Взяли и рассказали ему. А отчим меня в комнате запер. Говорил: «Видно, и она на голову заболела, как её матушка. Ох, и горе! Наказание мне за грехи - двух дур на шее содержать!»
А какое там «на шее»? Он когда на наше богатство пришёл - только голубые глазки свои да кудри золотые матушке принёс! Вот и всё его имение.
Я несколько раз пыталась к тётушке сбежать, да пожаловаться, но меня ловили, и домой под замок возвращали. Слуги, те, что меня жалели и отпускали, исчезли куда-то.