Игра Эндера. Глашатай Мертвых
Шрифт:
— Я думала, что ты собираешься остаться, — прошептала она. — Ты ведь отклонил все приглашения.
— Пришло одно, от которого я не смог отказаться.
— Я могла бы родить ребенка в походе, но не на другой планете.
Как она и догадывалась, Эндер не собирался брать ее с собой.
— Она будет потрясающей блондинкой, — сказал Эндер, — и будет там чувствовать себя не в своей тарелке. Там в основном живут чернокожие бразильцы.
Итак, Лузитания. Вэлентайн сразу поняла причину поездки — известие об убийстве свинками ксенолога стало уже всеобщим достоянием, широко распространившись
— Ты сошел с ума.
— Не думаю.
— Ты знаешь, что произойдет, если люди узнают, что тот самый Эндер приезжает на планету свинок? Они распнут тебя!
— На самом деле они распяли бы меня и здесь, если бы кто-нибудь, кроме тебя, знал, кто я. Обещай никому не говорить.
— Чем ты можешь помочь там? Когда ты прибудешь, он будет мертв уже десятилетия.
— Предметы моих исследований обычно давно остыли, когда я приезжаю Говорить о них. Это основной недостаток бродяжьего образа жизни.
— Я не думала, что опять потеряю тебя.
— Но я знаю, что мы потеряли друг друга в тот день, когда ты полюбила Якта.
— Но ты мог бы сказать мне! Я бы не сделала этого!
— Поэтому я и не сказал. К тому же это не так, Вэл. Ты бы все равно это сделала, и я этого хотел. Ты никогда не была такой счастливой, — он обнял ее за талию. — Род Виггинов требует продолжения. Надеюсь, что у тебя их будет еще много.
— Считается неприличным иметь больше четырех, больше пяти — уже жадность, больше шести — варварство.
Она шутила, но в то же время пыталась решить, как быть с походом — отпустить студентов одних, отменить поход или отложить до отъезда Эндера?
Но Эндер оставил вопрос открытым.
— Как ты думаешь, твой муж даст мне корабль? Я хочу к утру добраться до космодрома, чтобы отправиться к звездолету.
Его поспешность ранила ее.
— Если бы тебе не нужен был корабль Якта, ты просто оставил бы мне записку в компьютере?
— Я принял решение пять минут назад и сразу пришел к тебе.
— Но ты уже заказал билет, значит, ты готовился!
— Нет, я просто купил звездолет.
— Почему ты так спешишь? Дорога займет десятилетия…
— Двадцать два года.
— Двадцать два года! Что тебе дадут несколько дней? Разве ты не можешь подождать еще месяц, до рождения ребенка.
— Через месяц, Вэл, мне может не хватить духу оставить тебя.
— Тогда не уезжай! Что тебе эти свинки? Баггеры тоже были раманами, и этого хватит для одного человека. Оставайся, женись; ты открыл миры для колонизации, Эндер, теперь оставайся здесь и пожинай плоды своего труда.
— У тебя есть Якт. У меня — несносные студенты, пытающиеся обратить меня в кальвинизм. Мой труд еще не окончен, а Тронхейм — не мой дом.
Вэлентайн восприняла его слова как обвинение: ты укоренилась здесь, не подумав о том, смогу ли я жить на этой почве. «Но это не моя вина, — хотела сказать она, — ведь это ты уезжаешь, а не я».
— Помнишь, как это было, — сказала она, — когда мы оставили Питера на Земле и отправились в многолетнее путешествие в нашу первую колонию, которой ты управлял? Он все равно что умер для нас. Когда мы долетели туда, он был уже стар, а мы — все еще молоды;
— Насколько я помню, так было лучше, — Эндер пытался представить вещи в менее мрачном свете.
Но Вэлентайн превратно истолковала его слова.
— Думаешь, я тоже стану лучше через двадцать лет?
— Думаю, что буду горевать по тебе больше, чем если бы ты умерла.
— Нет, Эндер, я все равно что умру для тебя, и ты будешь знать, что именно ты убил меня.
Он вздрогнул.
— Ты ведь так не считаешь.
— Я не буду писать тебе. Зачем? Для тебя пройдет всего одна-две недели. Ты только прилетишь на Лузитанию, а в компьютере уже будут письма, написанные в течение двадцати лет человеком, которого ты покинул неделю назад. Первые пять лет для меня будут пронизаны горем, болью утраты, одиночеством от невозможности поговорить с тобой…
— Твой муж — Якт, а не я.
— И потом, что бы я написала? Маленькие умненькие, полные новостей письма о ребенке? Ей будет пять, шесть, десять, двадцать лет, она выйдет замуж, а ты даже не будешь знать ее, не будешь переживать за нее.
— Я буду переживать.
— У тебя не будет возможности. Я не буду писать тебе до самой старости, Эндер. Пока ты не приедешь в Лузитанию, потом в другое место, поглощая десятилетия. Тогда я пошлю тебе мои мемуары, с посвящением — «Эндрю, моему любимому брату». Я с радостью сопровождала тебя в путешествиях по двум десяткам миров, а ты не смог остаться даже на две недели, когда я попросила тебя.
— Послушай себя, Вэл, и ты поймешь, что я должен уехать сейчас, пока ты не разорвала меня на куски.
— Это софистика, ты не переносишь ее в студентах, Эндер! Я бы не стала говорить такие вещи, если бы ты не бежал, как вор, пойманный на месте преступления! Не надо все переворачивать с ног на голову и сваливать вину на меня!
Он отвечал на одном дыхании, проглатывая в спешке слова; он торопился закончить, пока волнение не прервет его:
— Да, ты права! Я хочу побыстрее уехать, потому что у меня там работа, и каждый день, проведенный здесь, напоминает мне об этом, а еще потому, что мне больно видеть, как вы с Яктом становитесь все ближе, а я все больше отдаляюсь от тебя, хотя я и знаю, что так и должно быть, поэтому я решил уехать, я подумал, что уехать надо как можно раньше, и я оказался прав; ты знаешь это. Никогда бы не подумал, что будешь меня ненавидеть за это.
Его голос прервался, и он заплакал; заплакала и она.
— Я не ненавижу тебя, я люблю тебя, ты — часть меня, ты — мое сердце, и, когда ты уедешь, ты вырвешь мое сердце и унесешь с собой…
На этом разговор закончился.
Первый помощник Рэва отвез Эндера на космодром, огромную платформу посреди моря, с которой взлетали челночные ракеты к звездолетам на орбите. По их молчаливому согласию Вэлентайн не поехала с ним. Она пошла домой с мужем и всю ночь прижималась к нему. На следующий день она отправилась в поход со студентами и плакала об Эндере только по ночам, когда она думала, что никто ее не видит.