Игра Эндера. Глашатай Мертвых
Шрифт:
Дон Кристао догадывался, для чего епископ вызывает его. Доктор Навио не был скрытным человеком, и по городу с утра поползли слухи о каких-то ужасных угрозах со стороны Глашатая Мертвых. Дон Кристао с трудом переносил беспочвенные страхи служителей церкви, обуревавшие их при каждой встрече с безбожниками и еретиками. Епископ обычно был разгневан и в результате требовал от кого-нибудь действий, хотя обычно лучшим выбором было терпение, бездействие, сотрудничество. Кроме того, прошел слух о том, что именно этот Глашатай Говорил о смерти Сан Анжело. Если так, он мог быть не
Следуя за молчаливым дьяконом мимо зданий школы и через сад собора, он изгнал из своего сердца гнев и раздражение. Снова и снова он повторял свое монашеское имя: Amai a Tudomundo Para Que Deus Vos Ame. (Возлюби всех, чтобы Бог возлюбил тебя.) Когда он и его невеста вступили в орден, он тщательно выбрал себе имя, потому что знал, что его основной слабостью была нетерпимость к глупости. Как и остальные Дети, он взял себе имя по главному своему недостатку. Это был один из способов, с помощью которых они духовно разоблачались перед всем миром. «Мы не должны покрывать себя лицемерием, — учил Сан Анжело. — Христос оденет нас в одежды добродетели, но сами мы не попытаемся казаться добродетельными». Сегодня дон Кристао чувствовал, что одежды добродетели в некоторых местах износились; холодный ветер нетерпимости грозил заморозить его. Поэтому он повторял про себя свое имя, думая: «Епископ Перегрино просто дурак, но — Amai a Tudomundo Para Que Deus Vos Ame».
— Брат Аман, — сказал епископ: он никогда не использовал почетный титул «дон Кристао», хотя даже кардиналы иногда оказывали ему такую честь, — хорошо, что вы пришли.
Навио уже сидел в самом мягком кресле, но дон Кристао не обиделся. Леность сделала Навио толстым, а от этого он становился еще ленивее, и дон Кристао был рад, что не страдает этим. Он выбрал высокий стул без спинки. На этом стуле его тело не сможет расслабиться, поэтому и ум останется бодрым.
Навио почти сразу начал рассказывать о своей встрече с Глашатаем Мертвых, подробно объясняя, что угрожал сделать Глашатай, если бойкот будет продолжен.
— Инквизитор, можете себе представить! Безбожник хочет присвоить власть Матери-Церкви!
Удивительно: мирянами овладевает дух крестовых походов, когда что-либо угрожает Матери-Церкви, но когда надо раз в неделю ходить к мессе — этот дух сворачивается калачиком и засыпает.
Слова Навио возымели действие: епископ Перегрино становился все более разгневанным, его загорелое лицо начало розоветь. Когда Навио закончил декламацию, Перегрино повернулся к дону Кристао и сказал:
— Ну, что вы скажете на это, брат Аман?
«Если бы я не привык сдерживаться, я бы сказал, что только дурак мог выступить против Глашатая, зная, что закон на его стороне; к тому же он не успел ничего сделать против нас. Теперь он стал намного опаснее, чем если бы вы просто игнорировали его приезд».
Дон Кристао улыбнулся плотно сжатым ртом и наклонил голову.
— Я думаю, что мы должны первыми нанести удар, чтобы лишить его возможности причинить нам вред.
Его воинственные слова захватили епископа врасплох.
— Совершенно
— Дети Разума — самые ревностные христиане, не считая, конечно, священников, — сказал дон Кристао. — Но мы не священники, и поэтому вынуждены обращаться к разуму и логике, потому что не имеем власти.
Епископ Перегрино иногда чувствовал иронию, но никогда не мог точно определить ее. Он кашлянул, и глаза его сузились.
— Так как, брат Аман, вы предлагаете нанести удар?
— Отец Перегрино, закон говорит недвусмысленно: он обладает властью над нами, только если мы пытаемся мешать исполнению его обязанностей. Если мы не хотим, чтобы он мог причинить нам вред, нам просто нужно помогать ему.
Епископ взревел и ударил по столу кулаком.
— Именно такой софизм я и ожидал услышать от вас, Аман!
Дон Кристао улыбнулся.
— У нас нет выбора — или мы отвечаем на его вопросы, или он с полным оправданием просит статуса инквизитора, а вы садитесь в звездолет и отправляетесь в Ватикан, чтобы отвечать на обвинения в религиозном преследовании. Мы слишком любим вас, епископ Перегрино, чтобы сделать что-нибудь, что могло бы привести к вашему отстранению.
— Конечно, я знаю все о вашей любви.
— Глашатаи Мертвых на самом деле вполне безобидны — у них нет организации, нет таинств, они даже не утверждают, что «Королева и Гегемон» — священная книга. Они лишь пытаются выяснить правду о жизнях умерших, а потом рассказать всем, кто станет слушать, историю жизни умершего человека, которую тот хотел прожить.
— И вы делаете вид, что это безвредно?
— Напротив, Сан Анжело основал наш орден именно потому, что истина так сильна. Но я думаю, что это менее вредно, чем, скажем, протестантская Реформация. И если главенство католической церкви здесь будет отменено из-за преследований по религиозным мотивам, это станет основанием для ввоза сюда достаточного количества некатоликов для того, чтобы мы представляли здесь не больше трети населения.
Епископ Перегрино поиграл со своим кольцом.
— Примет ли Межзвездный Конгресс такое решение? Есть жесткое ограничение на размер этой колонии, и если сюда приедет много неверных…
— Вы, конечно, знаете, что они предусмотрели это. Зачем иначе они оставили на орбите Лузитании два звездолета? Католицизм гарантирует неограниченный рост населения, так что они просто вывезут излишки — принудительная эмиграция. Они собирались сделать это через пару поколений — что может помешать им начать сейчас?
— Они не сделают этого!
— Межзвездный Конгресс был образован для того, чтобы положить конец священным войнам и погромам, которые все время происходили то тут, то там. С законом о преследовании по религиозным мотивам не шутят.
— Вы преувеличиваете! Какой-то сошедший с ума еретик вызывает одного Глашатая Мертвых — и это грозит нам вынужденной эмиграцией?
— Дорогой отец, так всегда строились отношения между религией и светской властью. Мы должны быть терпеливыми хотя бы по такой причине: все пушки у них.