Игра королей
Шрифт:
— Я помню, о чем мы говорили в Бранксхолме, Ричард. До сих пор Уот не получал от мальчика никаких известий.
Калтер кратко ответил:
— Вы знаете, что я об этом думаю.
— Ну, вы его слышали, — сказала Дженет. — Вряд ли он передумает. Решайте сами, насколько вам нужен Лаймонд. — Ричард ничего не ответил, а Дженет, поглядев на него, добавила шепотом: — И если бы вы не смотрели таким букой, я бы дала вам хороший совет насчет вашей жены.
2. РАЗМЕН ПЕШЕК
Обращение, читанное громко, сочным, хорошо поставленным голосом, призывало джентльменов, офицеров и управителей Западных Провинций Шотландии, поступивших на службу к королю Англии, вечером в следующее воскресенье явиться со своими конниками в Дамфрис под команду графа Леннокса и сына лорда Уортона Генри, которые поведут их на шотландцев.
— Боже мой, — сказала Кейт Сомервилл, пощупав землю в цветочном горшке и начав обильно поливать довольно хилое растение. — Как, интересно, чувствуешь себя, когда у тебя праздник, а все остальные твердят урок? Если бы ты была на месте папы, Филиппа, как бы ты провела такие неожиданные каникулы?
Филиппа, серьезная десятилетняя девочка с длинными прямыми волосами, задумалась.
— Отправилась бы на охоту?
— В такую погоду? Нет, дорогая, папа не хочет надевать просмоленную рубашку, пока его насильно не обрядят в нее.
— Стала бы играть в триктрак?
— Папа считает, что не стоит играть в азартные игры с теми, кто умеет это делать лучше него.
— Сочинила бы новую песню?
— Вот это безобидное, приятное и милое дело для джентльмена без определенных занятий. Конечно, он мог бы сочинить для нас песню.
Гидеон Сомервилл отложил обращение Уортона и уставился на жену и дочь.
— Может быть, я стар и не имею определенных занятий, но я еще не дошел до такого состояния, когда мне указывают, что делать. Я не стану сочинять для вас песню. А если и стану, то по собственной воле.
— Сегодня, — сказала его жена, — у папы дурное настроение. Ты его корми, слушай, что он говорит, но не задавай вопросов, даже умных. — Она улыбнулась мужу.
Кейт Сомервилл, стройная, подтянутая, с каштановыми волосами и мягкими карими глазами, в свои двадцать с лишним лет обладала характером искушенной и умной светской женщины. За свою жизнь Кейт привыкла к тому, что ее считают «рассудительной», и никто, даже Гидеон, не знал, насколько ей это неприятно. Да, таких вещей он не понимал — но вообще был человеком проницательным и в улыбке жены увидел отражение собственного беспокойства. Он с трагическим жестом поднялся на ноги.
— Хорошо. Я знаю свое место. В музыкальную комнату! — сказал он и с удовольствием увидел, как его жена и дочь рассмеялись и одновременно рванулись к двери. Скоро он забыл о послании лорда Уортона и о неприятном поручении лорда-лейтенанта. За окном на Флоу-Вэллис, его сады и дворы, на голые остовы деревьев, на Тайн, шумящий поодаль, на пестрые коричневые холмы, на болота падал снег, а Сомервиллы записывали, считывали и сочиняли музыку, и комната звенела, как колокольня, и все забыли о лорде Уортоне и его набеге.
Ни одна английская семья, живущая вблизи шотландской границы, не могла долго предаваться удовольствиям. Слушая концерт из своей спальни, Кейт уловила голоса во дворе. Перекрывая песню Гидеона, кто-то из его людей звал хозяина. Кейт кивнула, закрыла окно и, вернувшись в соседнюю комнату, безжалостно прервала мужа:
— Спускайся вниз, соловушка: на скотном дворе что-то случилось.
Гидеон последовал за ней вниз.
Внизу собралась охваченная смятением толпа, и ему немедленно сообщили новость.
— Лошади, сэр! Кто-то пробрался в конюшню и увел лошадей. Ни одной не осталось.
Гидеон стал в сердцах опрашивать людей. Они никого не видели. Вперед вытолкнули дежурного конюха, который тоже ничего не мог объяснить. Они услышали стук копыт, бросились следом и увидели лишь крупы испуганных лошадей, скакавших за ворота. Стражники бросились к воротам, но лошади чуть не затоптали их. Кто открыл ворота, так и осталось неизвестным.
— А как же… — начал было Гидеон и остановился. — Ты, ты и ты, — резко проговорил он, — вас же не должно здесь быть.
В это время появилась еще одна фигура. Кейт, тихо стоявшая в стороне, прищелкнула языком.
— Я так и знала. Твои хитрые, старые лошадки стали приманкой для прочего скота: пока гончие бежали по следу копыт, кто-то опустошил все стойла.
Она была права. Кто-то не только опустошил конюшни, но и увел весь другой скот. Всех коров, всех овец, всю живность, какая была.
Слуг в доме Сомервилла бранили редко, но не потому, что Гидеон не умел быть жестким, когда это было нужно. Они выслушали и побежали одалживать лошадей у соседей, собирать припасы и оружие, чтобы преследовать похитителей.
Гидеон повернулся к жене:
— Извини, дорогая, но вот и нашлось занятие для ничем не занятого джентльмена. Я постараюсь вернуться поскорее. А стражники теперь, я надеюсь, больше не будут спать.
— Хорошо, — сказала его жена с философским спокойствием. — Удвой стражу. Заведи сов, может быть, они помогут.
Гидеон поцеловал жену, а вскоре после этого повел своих людей, оседлавших одолженных лошадей, на север, в погоню за похитителями.
Флоу-Вэллис располагалось восточнее других местечек английского приграничья, на которые были совершены в тот день налеты, подготовленные и руководимые Кроуфордом из Лаймонда.
Пока лорд Уортон, засевший в Карлайле, собирал не горевших желанием воевать парней из Камберленда и Уэстморленда, весь скот из обезлюдевших ферм обоих графств был угнан на север.
Уилл Скотт в этом налете показал, что три месяца ученичества не прошли для него даром. Встретив его на какой-то ферме во время реквизиции, Джонни Булло ухмыльнулся:
— Ну, парень, ты даешь: я чуть было не принял тебя за твоего командира — вот только язык у тебя не так подвешен.
В Карлайле лорд-смотритель, до которого еще не дошли известия о происходящих событиях, совещался со своим соратником графом Ленноксом и посматривал на небо, предвещавшее дурную погоду: поэтому-то в глубине души он радовался, что поход возглавит не он, а Леннокс.