Игра Лазаря
Шрифт:
Поразительное свойство времени растягиваться в человеческом подсознании проявляется в двух случаях: в ожидании начала чего-то хорошего и в ожидании конца чего-то плохого. Какой из этих вариантов заставил здешнее время деформироваться, Лазарь мог только предполагать.
А может, что-то просто не срослось? Нет, невозможно. В случае неудачи Дара должна была незамедлительно сообщить об этом в инсон. Или всё не срослось настолько, что теперь будет долго и ноюще срастаться на соседней койке с Сенсором? Тоже фантастика. Они ведь здесь, продолжают «Марафон», никем не настигнутые, живые и невредимые.
Лазарь
Лазарь так погрузился в думы, что не сразу заметил предмет своих размышлений, выросший сияющим столбом ярко-белого света на горизонте естественной просеки, куда час назад вывела тропа. Свет поднимался от земли и уходил в небо, пронзая лазурную озоновую оболочку бесконечно мощным энергетическим джетом. В следующее мгновение кольцо ослепительно-белого пламени вспыхнуло под ногами Хеспии. Огненный бублик бесшумно пробежал от пяток до самой очаровательной в мире макушки и беззвучно взорвался над головой маленькой сверхновой. Снопы белых брызг окатили Хеспию и Донгана с головы до ног.
Алтарь.
3
Хеспия вскрикнула от страха, ноги подкосились, и она осела к земле. Донган шарахнулся от неё, как от ящика с динамитом, в который угодил непогашенный окурок. Посмотрел на луч света, потом снова на Ангела, соотнёс одно с другим, и его глотка издала возглас удивления.
– Алтарь? – осторожно предположил он. Трудно верить словам, когда не доверяешь глазам. – Алтарь! Алтарь! – он принялся трясти за цепь руку Хеспии. – Ты видишь его, киска? Мой Алтарь! Мой Алтарь!
– Вижу, – изумлённым полушёпотом подтвердила девушка. Похоже, она сама верила происходящему не больше Донгана. – Мой Алтарь…
Дальше события разветвились и форсировались, искупая нудные часы бесцельных блуканий по лесу. С победоносным кличем «Алтарь! Мой Алтарь!» Донган обхватил Хеспию могучими ручищами поперёк талии, оторвал от земли и закружил вокруг себя, утробно гогоча. Снова поставил на ноги и обернулся к Лазарю с умоляющим выражением поскорее следовать за ним. Хеспия тоже оглянулась. На лице девушки читались обречённость и потерянность. Потом её голова безвольно мотнулась назад – это Донган бесцеремонно дёрнул её за руку, разгоняясь для последнего рывка по финишной прямой. И тут упала Яника. Правый голеностоп подвернулся вовнутрь, она неуклюже взмахнула руками и шлёпнулась на землю.
Марсен крикнул вперёд, чтобы притормозили.
– Да что там у вас! – раздражённо рявкнул Донган, притормаживая.
– Поскользнулась, – рапортовала с земли Яника. – Ногу подвернула…
Лазарь присел перед ней на корточки:
– Идти сможешь?
– Не знаю, – она отчаянно разминала пальцами сустав. – Болит ужасно.
Секунду Донган мучительно размышлял, ждать или нет.
– Идите, – отпустил Лазарь. – Мы вас догоним.
Команда тринадцать продолжила движение.
4
Лазарь передал
– Так, давай я тебя понесу …
– Уйди! – Яника перестала массировать ногу и отпихнула Лазаря. – Не надо меня никуда нести.
– Потому что ты можешь идти сама, – заключил Лазарь, убирая руки. – Но не хочешь.
– Я пойду дальше, но на определённых условиях.
Лазарь длинно, с присвистом, выдохнул.
– Выдвигай.
– Мы не должны допустить, чтобы Донган и Хеспия достигли Алтаря.
Лазарь скривил рот в недоверчивой ухмылке:
– Тогда мне проще вообще никуда не идти. Посидим, подождём, чем там кончится. Глядишь, повезёт…
– Послушай, Лазарь. Хеспия – это не Дара! – горячо продолжала Яника. – То есть, не её проекция, понимаешь?
– Правда? И кто же она, по-твоему?
– Я думаю, она, – Яника набрала в грудь побольше воздуха, – очеловеченное воплощение любви Ника к Даре. Самоё чувство, которое ни в коем случае нельзя отнимать.
С самой саркастической улыбкой из возможных, Лазарь поднял глаза на Марсена в поисках поддержки… и не нашёл её.
Брови мальчишки исчезли в давно нестриженном чубе:
– А чё, может быть. Они с Дарой и непохожи совсем.
Но Яника искала поддержки в глазах Лазаря:
– Я поняла это только сейчас, когда появился Алтарь. Но так не должно быть, это нелогично! Нет, ну, послушай! Хеспия сейчас свободна, так? Будь она проекцией Дары, разве стала бы она ждать Алтаря? Зачем? Куда как проще предложить себя Донгану здесь и сейчас, разве нет? Разве не об этом говорит сейчас Дара Нику на последнем свидании? Она рвёт с ним, Лазарь, ты сам это придумал. Всё кончено: она любит другого. Любит Сенсора. Точка. И тут появляется Алтарь…
– Так и задумано. Ник лажает, Сенс пользуется этим, Сенс выигрывает, Сенс забирает приз. Финита.
– Вот именно, вот именно! – горячилась Яника. – Сенс забрал приз. Он уже забрал! Но Хеспия всё ещё здесь, её крылья всё ещё белые. Почему?
– Нужно время, чтобы осознать…
– Да потому что она не приз, осёл ты эдакий! – вспылила Яника и густо покраснела. – Её невозможно забрать насильно. Но можно вынудить Ника расстаться с ней добровольно. Именно это, – она указала пальцем на уходящий в небо столб света, обвитый спиралями молочно-белого дыма, – мы сейчас и делаем. Я стала подозревать Хеспию ещё в лагере автохтонов. Помнишь её рассказ про Умара? Она первой увидела его, Лазарь, первой! А теперь скажи, во что ты веришь больше: в то, что Дара чего-то недоговаривает, или в то, что она чего-то недопонимает?
Лазарь вгляделся в широко распахнутые васильковые глаза, в подвижные губы, выразительные брови. Все вместе они образовывали удивительный ансамбль правды, искренней веры в идею, ожившую в движении мимических мышц. Каждая чёрточка на лице была пронизана незыблемой уверенностью в своей правоте. Нет, эту роль она не играла. Она ею жила.
– Думаю, недоговариваешь сейчас ты, – после паузы сказал он. – Эта твоя идея сформировалась задолго до лагеря автохтонов. Задолго до того, как ты выбросила ключ от наручников Сета. Ты думала об этом с самого начала. А может, ещё раньше.