Игра Лазаря
Шрифт:
«Главное, чтобы она потом проснулась» – скептически заметила Дара.
Яника ещё что-то бормотала вслед, но Лазарь уже не слушал.
– Я к вам, – полушёпотом обратился он к Даре, выскочив в прихожую.
«Уже заждались» – откликнулась та.
Глава 6. Десять из десяти
1
День давно перевалил за обед, и теперь неумолимо клонился к ужину. Лазарь знавал людей, способных определять
Лазарь открыл глаза и увидел Сенсора и Дарению, сидящих в креслах. Правая рука Сенса и левая Дары висели между подлокотниками, сцепленные в замок.
– Половина пятого, – пробормотал Лазарь и перевернулся на бок. От длительного молчания голос слегка подсел.
Сенсор отцепился от Дары и осоловело уставился на наручные часы.
– Двадцать минут, – сказал он.
Внутренние часы снова заурчали, как бы извиняясь за десятиминутную поспешность, обусловленную видом этих сытых и блаженных рож.
Лазарь сел и огляделся. Комната Сенса, сумрачная и неуютная. Небо за окном снова затянуло непроглядной серостью. Из зеркала на дверце шифоньера на него таращится взъерошенная голова на жилистой шее.
Лазарь попытался сглотнуть липкий комок слизи, застывший в горле:
– Нужно срочно подкинуть угля в топку.
Через десять минут он уже расхаживал перед мольбертом в гостиной с тарелкой в руках. Бутерброды с сосисками, принесённые Дарой, стремительно исчезали кусок за куском.
– И как ты жрёшь эту гадость? – поморщилась Дара.
Сосиски были самые что ни на есть дешёвые, но Лазарь их обожал.
– Представляю себя в Ленинграде зимой сорок первого.
Дара в ответ только улыбнулась и покачала головой. Она вертела в пальцах круглую расчёску, которую периодически запускала в облако белокурых волос и принималась пушить их с каким-то остервенением. Рядом на диване беспокойно ёрзал Сенс. Он всё пытался вызвонить кого-то по мобильнику, но раз за разом терпел неудачу. Лазарь решил, что он звонит Айме.
– Куда подевалась вторая лесбиянка? – спросил он. – Или ей больше неинтересно с нами?
– Первой тоже, если честно, – холодно заметила Дара. – Скоро там заведётся твой паровой котёл?
Лазарь выпучил глаза, мучительно проглатывая особенно крупный кусок.
– Я понимаю, жопотряс в найтклубе сегодня вечером смотрится куда привлекательней какой-то полумёртвой девки. Вам осталось не помогать мне ещё совсем немного, и скоро все пойдут по своим делам.
– Мы с Аймой не собираемся в клуб и вообще в город, – сказала Дара. – Просто есть такое приспособление, расчёска. Потом расскажу, в чём её смысл, если захочешь.
– Лучше расскажи, в чём смысл той закорюки, которую ты намалевала, – вступился за друга Сенсор.
Лазарь удостоил его одобрительным взглядом и вернулся к мольберту. В рот отправился третий бутерброд, но тесто с трудом пролазило в глотку. Недоброе тревожное чувство, или, скорее, предчувствие, чего-то недоброго и неотвратимо близкого,
– Закорюка, закорючка, закорючечка, – пропел Лазарь, разглядывая схему. – Итак, что мы имеем? Неизвестная болезнь, контры с отчимом, и фатальный оптимизм форменной эмо. Всё в одном отравленном безоаре, который медленно её убивает.
Ответа Лазарь не дождался – в этот самый момент дверь в тамбур открылась, и все в комнате насторожённо прислушались. По ногам потянуло холодом – дверь на крыльцо прибывший закрыть не удосужился.
– Это Марс! – Сенсор отшвырнул телефон и бросился в прихожую.
Дара кинулась следом.
– Говори, что случилось, – потребовала она.
Значит, сражение Сенса с мобильником заметил не только Лазарь.
– Да я дал ему денег, попросил сгонять в ларёк за водой, чипсами и ещё кое-чем... – объяснял Сенс на ходу. – Ну и напоследок «пьянчужка», «пьянчужка»...
Дара сразу почуяла неладное:
– Давно?
– Уж часа три, как.
Дара ахнула, и Лазарь её понимал. От их дома до ларька, где все деревенские регулярно затаривались нехитрой снедью, алкоголем и сигаретами десять минут пешком. От силы пятнадцать, если по снегу. Желая выяснить, куда мальчишка истратил остальные два с половиной часа, Лазарь отложил маркер и тоже отправился в коридор.
2
Обе двери в тамбур были нараспашку открыты. В узком коридоре гулял пронизывающий ветер. Сквозняком в дом намело порядочно снега. Снежинки летали по кафельному полу, оседали на обуви, лавках, проникали в прихожую. Большая их часть поблёскивала на двуцветной болоньевой куртке, брошенной прямо посреди тамбура.
Мальчишка вёл неравный бой с обувью в прихожей. Прыгая на одной ноге, он пытался сдёрнуть мокрый от снега ботинок с другой. Уже побеждённый ботинок одиноко валялся неподалёку в окружении лепёшек снега. Длинный чёрный носок торчал из голенища наружу, точно язык мёртвой твари. Пакеты с покупками лежали у входной двери.
– Там пол холодный, – объяснил Марс, пританцовывая на месте.
Наконец, второй ботинок соскочил с ноги, и тоже с носком. Подозрительно пошатываясь, мальчишка прошлёпал босиком к первому ботинку, вынул носок, проделала то же самое со вторым, после чего плюхнулся прямо на пол и принялся натягивать носки на ноги.
Сенсор выскочил в тамбур, подхватил пакеты с покупками и вернулся обратно, попутно закрыв обе двери. Дарения прошагала к Марсу и наклонилась над ним. Даже со своей позиции Лазарь видел, как шевелятся крылья её тоненького носа.
– Он пил, – констатировала она, выпрямляясь. Повернулась к Лазарю и Сенсу, и повторила таким тоном, будто её могли неправильно понять: – Он пил!
– Ну, я же пьянчужка... – задиристо отозвался с пола Марс. На обветренных губах играла нахальная улыбка.
Дара так резко развернулась к нему, что Лазарь почти поверил: сейчас она пнёт его ногой. Видимо, мальчишка тоже в это поверил. Он шарахнулся в сторону, попутно втягивая голову в плечи. Подзатыльник пришёлся вскользь и сбил синюю вязаную шапку. Белёсые волосы взъерошились над макушкой путаным ирокезом.