Игра Люцифера
Шрифт:
— Ребята, это все инстинкты!
Они не знали, что я — их секретный агент.
Я вовсю развлекался за счет правительства. Мое первое публичное выступление прошло во время уборки полов у главного входа в тюрьму в корпусе среднего режима, где я выступил на импровизированной пресс-конференции сразу после приезда. Впоследствии, когда в тюрьму прибывали новые заключенные, часто в сопровождении плачущих родных, громилы-тюремщики заставляли их чувствовать себя как рабов, попавших на плантации на Юге. Я же, со своей стороны, считал своим долгом хоть немного разряжать напряженность.
— Добро пожаловать на Курорт,
Тюремщикам это не нравилось, и мне приказывали заткнуться.
— А что вы мне сделаете? — говорил я. — Дадите еще три года за хорошее отношение к людям?
Конечно, они могли вновь запихнуть меня в одиночку, но, честно говоря, я их изрядно пугал. Все они знали, кто я такой, и часто, проходя мимо них, я слышал, как они бормочут друг другу:
— Это тот банкир, который проводил пресс-конференцию у нашего входа.
За месяц до того, как я сел в тюрьму, программа «60 минут» показала длинный репортаж о моем деле. Стив Крофт взял у меня интервью в гостинице «Бостон Харбор». Он сделал все, чтобы после монтажа сюжета я показался настоящим ублюдком, но зрители поняли, как обошлось со мной министерство юстиции. После этого многие СМИ жаждали услышать мою историю из первых уст.
Примерно каждые три недели в Скулкилле появлялись то телевизионщики из CNBC или швейцарского телевидения, то журналисты из Financial Times или Wall Street Journal, и брали у меня интервью в комнате для свиданий. Охранники жутко боялись, что я расскажу о них что-нибудь плохое, поэтому у них существовало негласное правило «руки прочь от Биркенфельда». К тому же мои адвокаты продолжали давить на различные правительственные учреждения, которым я помог разобраться со всем этим швейцарским банковским мошенничеством.
Стив Кон из Национального центра помощи информаторам был настоящим экспертом, когда дело касалось требований о право судии, и не ленился регулярно выражать свой гнев. Я не знаю в точности, сколько писем написали они с Дином, но я думаю, что пачка этих посланий будет потолще налогового кодекса (документ 7). В какой-то момент меня вызвали в офис тюремного инспектора.
— Да, мэм?
— Все в порядке, мистер Биркенфельд?
— Все отлично. А почему вы спрашиваете?
— Вчера мне звонили из офиса сенатора Керри и интересовались вашим состоянием.
— Мое состояние в порядке, но ему наверняка наносят определенный ущерб всякие социалисты. Кроме того, оно уменьшается с ростом национального долга. А как ваше состояние?
Они искренне меня ненавидели, а я этим наслаждался. Я не хотел, чтобы тюрьма изменила мое представление о жизни. Мне всегда нравилось превращать грязь в деньги и развлекаться при любой возможности. Конечно, некоторые заключенные слишком ревниво относились к моему статусу и считали его «привилегией, доступной только для белых». А некоторые заключенные из афроамериканского и латиноамериканского лагерей даже называли меня правительственным «стукачом».
— Полегче, братцы, — говорил я на это. — Если я такой плохой, то что я делаю здесь, рядом с вами?
А если мне говорили:
— Ты меня что, больше не уважаешь?
Я отвечал:
— А когда это я тебя уважал?
Обычно после этого они затыкались, и дальше все было тихо.
Когда я отсидел примерно два года, Стив Кон и Дин Зерб
— Мы написали небольшое письмо, — сказал Стив.
— И отправили его в налоговую службу, — добавил Дин.
— Что, совсем небольшое? — спросил я.
Стив улыбнулся:
— Страниц двести. Наполовину это показания серьезных людей из правительства: Левина, Грассли [99] и Хузами, данные под присягой или официально скрепленные подписью.
Я присвистнул.
— Для небольшого письма — серьезно.
— Кроме того, мы получили показания от агентов налоговой службы, проводивших расследование — сказал Дин. — Ведомству будет непросто спорить со своими собственными сотрудниками.
99
Сенатор Чак Грассли — автор принятого в 2006 г. закона об изобличителях и решительный защитник их прав. Во время своего срока работы в Сенате он десятилетиями поддерживал таких смелых людей и продвигал законопроекты, направленные на их защиту и вознаграждение их усилий. Он поддержал и Биркенфельда при рассмотрении его дела (документ 6).
— Хорошо, — сказал я. — И сколько же мы просим?
— Что ж… — Стив ухмыльнулся и поправил свои очки, как у киношного умника. — UBS заплатил 780 миллионов долларов. Где-то около 200 миллионов из этой суммы было направлено в бюджет комиссией по ценным бумагам, поэтому они не фигурируют в расчетах налоговой службы. Нам остается около 580 миллионов. Мы рассчитываем получить от 15 до 30 процентов от этой суммы.
Я моргнул и пригнулся к столу. Мои собеседники сделали то же самое и принялись улыбаться, как пара чеширских котов.
— Вы хотите сказать, — прошептал я, — что мы получим… 50 миллионов?
— Мы думаем, что сумма будет ближе к 100 миллионам, — ответил Стив.
Я сделал глубокий выдох, пожал плечами и вновь откинулся на стуле.
— Ребята, приходите сюда хоть каждый день! Мой дом — это ваш дом!
Мне оставалось сидеть около шести месяцев. Когда ты хорошо проводишь время, оно летит незаметно. Так прошли два моих года в заключении. Честно говоря, я думаю, что мой тюремный срок был как-то связан с моей кармой, если вы верите в подобные вещи. Для кого-то это худший период в жизни, но я воспользовался этим временем для того, чтобы непредвзято оценить, как устроена настоящая жизнь в «Стране Свободных людей». Кроме того, после стольких лет сражений с драконами из правительства пришло время немного отдохнуть. Большинство заключенных считали свой срок бременем, но я воспринимал его просто как перерыв в работе.
Как вы понимаете, после визита Стива и Дина я стал с еще большим презрением относиться ко всему, что касалось тюремного ведомства. Я в открытую предвкушал победу. Некоторые из моих товарищей-заключенных думали, что я в лучшем случае, пытаюсь выиграть в лотерею, а в худшем — просто свихнулся. Однако более толковые из них, те, кто знал меня лучше, верили, что я говорю правду.
— Думаешь, ты реально разбогатеешь после всего этого? — спросил меня Клифф.
— Чувак, когда ты выйдешь из тюрьмы, мы закатим вечеринку на яхте с моделями из «Плейбоя»!