Игра на выживание
Шрифт:
– Ну пожалуйста!
– взмолился Теодор.
– Вы должны немедленно выйти отсюда! Здесь нельзя ничего трогать! Тут могут быть отпечатки пальцев!
– Но все эти увещевания не возымели никакого действия, и, наверное, десятка полтора человек успели заглянуть в спальню и, испуганно вскрикнув, отшатнуться от двери и выбежать обратно, в ужасе прикрывая глаза руками.
– Ну просто как дети малые!
– по-английски фыркнул Теодор, наблюдая за ними.
Сеньора де Сильва вызвалась позвонить в полицию из своей квартиры, но прежде чем уйти, она сказала
– Кажется, я слышала кое-что. Это было часов около одиннадцати вечера, может, чуть раньше. Какой-то грохот на крыше. Но потом он стих, и больше ничего слышно не было. Во всяком случае, звона разбитого стекла я не слышала.
– Так ни одного стекла и не было разбито, - поспешно отозвался Теодор.
– А что ещё вы слышали?
– Ничего!
– Она испуганно глядела на него широко распахнутыми глазами.
– Я просто услышала грохот. Как будто кто-то пытался перелезть через крышу. Короче, там, на крыше кто-то был. Но я не выглядывала из окна. А нужно было бы поглядеть, что там такое. Пресвятая Богородица!
– А вы не слышали за стеной шума борьбы?
– Нет. А, может быть, и слышала. Я не уверена. Хотя вполне могла слышать!
– Тогда будьте так любезны, идите и вызовите полицию, - попросил её Теодор.
– А я останусь здесь и прослежу, чтобы больше сюда никто не заходил.
В коридоре под дверью тем временем уже собралась целая толпа любопытстных, главным образом состоявшая из уличных мальчишек. Некоторые из зевак находились в изрядном подпитии. Теодор закрыл дверь сразу же, как только ему удалось убедить одного из юнцов отцепиться от косяка.
Затем он опустился на красный пуфик, обратившись лицом к двери и стал дожидаться приезда полиции. Он думал о Рамоне, о его благочестивой католической душе, оказавшейся в плену у страсти к Лелии. Рамон терзался и мучился из-за того, что не мог жениться на ней, но, в то же время, и бросить, оставить её тоже было превыше его сил. Теодор, по крайней мере, дважды слышал, как в минуту отчаяния или в приступе гнева, вызванного каким-нибудь обидным словцом, неосторожно оброненным Лелией, Рамон говорил: "Ей-Богу, Тео, если я сейчас же не брошу её, то мне не останется ничего иного, как только наложить на себя руки!" Ну, или что-то в этом роде. Не велика разница, размышлял Теодор, убить себя или объект своего вожделения. С психологической точки зрения между ними порой не проводят различий. Выходит, этот негодяй убил её вместо себя!
Глава 2
Приезд полиции ознаменовался оглушительным воем сирены. Судя по раздавшемуся в подъезде грохоту, можно было подумать, что по лестнице поднимается целый взвод солдат, на самом же деле полицейских оказалось всего трое: офицер, невысокий толстячок лет пятидесяти, перепоясанный широким ремнем в стиле Сэма Брауни, к которому с обеих сторон было прицеплено по кобуре, а вместе с ним двое высоких молодых полицейских в форме цвета хаки. Выхватив из кобуры пистолет, толстяк направил его на Теодора.
– К стене, - скомандовал он. Затем, сделав знак одному из полицейских присмотреть из
Толпа из коридора начала понемногу просачиваться в комнату. Люди с интересом глазели по сторонам и многозначительно перешептывались между собой.
Один за другим, ни на мгновение не оставляя Теодора без присмотра, оба юных полицейских также наведались в спальню, чтобы взглянуть на Лелию. Один из них не сдержался и присвистнул, настолько сильное впечатление произвело на него увиденное. Они вышли обратно, их лица были суровы, а взгляды холодны.
– Ваше имя?
– задал вопрос офицер, доставая из кармана карандаш и лист бумаги.
– Возраст?... Вы являетесь гражданином Мексики?
– Да. Полноправным, - с достоинством подтвердил Теодор.
– Уберите отсюда всю эту публику! Чтобы никто и ничего здесь не трогал!
– крикнул офицер, обращаясь к полицейским.
Толпа тем временем уже начинала понемногу просачиваться в спальню.
– Вы признаетесь в совершении этого преступления?
– продолжал допрос офицер.
– Нет! Это же я и вызвал вас сюда! Я нашел ее!
– Род занятий?
Теодор смущенно запнулся.
– Художник.
Офицер окинул его критическим взглядом. А затем обратился к невысокому, смуглому человеку, которого Теодор не заметил, хотя тот и стоял в первом ряду толпы зевак.
– Капитан Саусас, может, желаете сами продолжить?
Человек сделал шаг вперед. На нем была темная шляпа и темный расстегнутый плащ. В зубах - сигарета. Он глядел на Теодора, но взгляд его умных карих глаз был отрешенным.
– Как вы оказались здесь сегодня вечером?
– Я пришел её проведать, - ответил Теодор.
– Она моя знакомая.
– В котором часу вы пришли сюда?
– Примерно с полчаса назад. Около часа ночи.
– И она вас впустила?
– Нет!... В её окне горел свет. Я постучал, но на мой стук никто не отозвался.
– Теодор исподволь взглянул на один из револьверов, дуло которого слегка дрогнуло и снова оказалось направленным в его сторону.
– Я подумал, что, может быть, она заснула... или вышла, чтобы позвонить. И тогда я забрался в квартиру через окошко над дверью. Обнаружив её мертвой, я тут же отправился вызывать полицию. На лестнице мне встретилась сеньора... сеньора...
– Сеньора де Сильва, - подсказал Саусас.
– Вот-вот, - подхватил Теодор.
– Я сказал ей, что случилось, и она сама вызвалась позвонить в полицию.
Собравшаяся в гостиной толпа безмолвствовала, с невозмутимым видом наблюдая за происходящим и прислушиваясь к диалогу Теодора и Саусаса - руки сложены на груди, постные, равнодушные лица - но Теодор достаточно долго прожил в Мексике, чтобы научиться угадывать истинные эмоции, скрытые под напускным безразличием. Эти люди почти не сомневались в том, это сделал именно он. Взглянув на двоих молодых полицейский, все ещё державших его на прицеле, по выражению их лиц Теодор понял, что они считают так же.