Игра Нептуна
Шрифт:
В лесу над дорогой Адамберг заметил пикап, трейлер и прислоненные к деревьям инструменты.
– А чем здесь занимаются? – вежливо поинтересовался Адамберг.
В Квебеке не так-то просто бывает прервать разговор.
– Выкапывают сухие деревья и сажают клены, – объяснил ночной сторож. – Я подумал, ты хочешь стянуть инструменты. Черт, извини, что остановил тебя, но это моя работа. Ты часто так бегаешь по ночам?
– Люблю побегать.
– Ты турист?
– Я полицейский. Работаю с ККЖ в Гатино.
Это сообщение окончательно развеяло сомнения сторожа.
– О'кей, парень, все в порядке. Не хочешь выпить пивка у меня в будке?
– Спасибо, но мне пора. Надо работать.
– Что ж, ладно. Пока.
Подходя к камню Шамплена, Адамберг замедлил шаг. Закутанная в анорак Ноэлла сидела
Вуазне собирался провести выходные в лесу и на озерах, с биноклем и фотоаппаратом. Машин не хватало, и он брал с собой Жюстена и Ретанкур. Четверо других парижан выбрали город и уезжали в Оттаву и Монреаль. Адамберг решил отправиться на север. Утром, перед отъездом, он пошел проверить, отстоял ли вчерашний клекочущий гусак свое верховенство или нет.
Оказалось, что деспот остался у власти: гуси следовали у него в форватере, синхронно поворачивая, стоило вожаку поменять направление, и застывая, когда он, распушив перья, кидался гонять по воде уток. Адамберг ругнулся, погрозил ему кулаком и вернулся к машине. Перед тем, как тронуться, он присел на корточки, чтобы проверить, нет ли под машиной белки.
Он поехал прямо на север, пообедал в Казабазуа и продолжил путешествие по бескрайним землям. В десяти километрах от города асфальт кончался: квебекцы попросту его не клали из-за морозных зим и обледенения. Адамберг ужасно обрадовался мысли, что если будет ехать все время прямо, то попадет в Гренландию. Такая идея не придет в голову, когда выходишь с работы в Париже. Или в Бордо. Он отклонился в сторону, свернул к югу и остановился на опушке леса неподалеку от озера Пинк – Розового озера. Леса были пустынны, на ковре из красных листьев тут и там лежал снег. Попадались таблички, советующие остерегаться медведей и обращать внимание на следы когтей на стволах деревьев. «Помните, что медведи-гризли взбираются на буковые деревья за плодами». Ладно, пообещал Адамберг, поднял голову и, трогая пальцем отметины от когтей, поискал взглядом животное в листве. Пока что он видел только бобровые плотины и олений помет. Повсюду были одни следы и отпечатки, а звери где-то прятались. Как следы Максима Леклерка в «Schloss» в Агно.
Не думай о «Schloss», иди полюбуйся на это розовое озеро.
Озеро Пинк было одним из миллиона маленьких озер, но Адамбергу оно показалось красивым и широким. Еще в Страсбурге он принял решение читать все таблички, а потому не прошел и мимо той, где рассказывалось об озере Пинк. Табличка сообщала, что он попал на уникальное озеро.
Адамберг попятился. С недавних пор он то и дело натыкался на исключения, и это его нервировало. Он прогнал глупые мысли, привычно махнув рукой, и продолжил чтение. Глубина озера Пинк достигала двадцати метров, дно покрывал трехметровый слой ила. Замечательно. Но вот ведь незадача: из-за большой глубины вода на поверхности не смешивалась с водой в глубине. В пятнадцати метрах от поверхности вода переставала двигаться, туда не поступал кислород – как и в ил, которому стукнуло десять тысяч шестьсот лет. С виду нормальное озеро, резюмировал для себя Адамберг, вода в нем розовато-голубоватая, но внизу скрывается другое, со стоячей водой, мертвое, выгребная яма истории. Самым жутким было то, что там обитала морская доисторическая рыба. Адамберг взглянул на изображение рыбы. То ли карп, то ли форель, но с колючками. Он еще раз перечитал табличку, но названия не нашел.
Живое озеро, покоящееся на мертвом. Убежище безымянного создания, представленного только изображением. Адамберг наклонился над деревянным ограждением, пытаясь рассмотреть сквозь розовую воду загадочную недвижимость. Как получается, что его мысли всегда возвращаются к Трезубцу, отвлекаясь от следов медвежьих когтей на деревьях, от мертвого беззвучного, илистого, сероватого озера, в котором плавает выходец из давно минувшей эпохи?
Поколебавшись, Адамберг достал из куртки блокнот. Согрев руки, он тщательно
Удаляясь от озера, Адамберг чувствовал, что роли переменились и теперь жертва охотится за ним, готовая вонзить в него зубы. Колючки, когти, лезвия. Пожалуй, Данглар был прав, говоря о его навязчивой идее.
Адамберг медленно вернулся к машине. Его часы (он выставил на обоих местное время, сохранив разницу в пять минут) показывали 16.12. Комиссар рулил по пустым дорогам, ища успокоения в однообразии лесов, но вскоре его потянуло к цивилизации. Он притормозил на подъезде к своей гостинице, но потом медленно набрал скорость, выехал из Халла и направился к Монреалю.
Происходило именно то, чего он не хотел делать. Он повторял себе это на протяжении двухсот километров, но машина мчалась сама по себе, как радиоуправляемая модель, со скоростью 90 километров в час, следуя за фарами ехавшего впереди пикапа.
Если машина знала, что катит в Монреаль, то Адамберг прекрасно помнил все, что сообщалось в зеленой программке, и время, и место. Можно, конечно, пойти в кино или в театр. Почему бы и нет. Тогда придется сменить машину, бросить эту чертову тачку и найти другую, которая не потащит его ни на озеро Пинк, ни на концерт Монреальского квинтета. В двадцать два часа тридцать шесть с половиной минут, сразу после антракта, он проскользнул в церковь и сел на переднюю скамью, спрятавшись за белой колонной.
Музыка Вивальди обволакивала, вызывая к жизни смутные образы. Вид играющей на альте Камиллы потряс Адамберга гораздо сильнее, чем он того хотел, но это был всего лишь час украденного счастья, пережитое исподтишка чувство, что ни к чему его не обязывало. Адамберг был полицейским до мозга костей и музыку воспринимал как тайну: она то взывала о помощи, то бурно ликовала, ставя вопросы и находя ответы.
В один из моментов, когда поющие струны сообщили залу, что «выход» из безнадежной ситуации вот-вот будет найден, мысли Адамберга перескочили на поспешный отъезд Трезубца из усадьбы «Schloss». Комиссар размышлял, наблюдая за смычком Камиллы. Судья всегда бежал от него, это было единственное жалкое преимущество, которого он добился. Он приехал в Шильтигем в среду, а на следующий день Трабельман спустил на него всех собак. За это время новость о его прибытии распространилась, и в пятницу о ней сообщили местные газеты. В тот же день Максим Леклерк выставил дом на продажу и освободил его. Если Адамберг прав, поединок продолжается, он снова гонится за покойником, но тот об этом знает, а значит, преимущества больше нет, потому что призрак не утратил власть и может в любой момент перекрыть ему кислород. Предупрежден – значит, вооружен. А тот, за кем он гонится, трижды вооружен. После возвращения в Париж придется менять стратегию, чтобы псы Фюльжанса не порвали ему ноги в куски. «Беги, молодой человек. Считаю до четырех». Беги, Адамберг, беги.
Конечно, если он прав. Он подумал о Вивальди, который через века посылал ему сигнал опасности. Хороший человек этот Вивальди, отличный мужик в исполнении великолепного квинтета. Машина не зря привезла его сюда. Он украл час жизни Камиллы и получил драгоценное предупреждение. Раз уж он слышит мертвецов, расслышит и шепот Антонио Вивальди, он уверен – этот сочинитель достоин общения. Человек, пишущий такую музыку, плохого не посоветует.
Только в самом конце концерта Адамберг заметил Данглара: тот не сводил глаз со своей протеже. Присутствие заместителя лишило комиссара всякого удовольствия. Да куда он лезет? По какому праву вмешивается в его жизнь? Он знает расписание всех концертов и вот теперь сидит тут – добрый, верный, безупречный Данглар. Черт, но Камилла не принадлежит ему! Чего добивается Капитан, подобравшись так близко? Хочет войти в ее жизнь? Адамберга захлестнула слепая ярость. Седеющий благодетель, протырившийся в дверь, которую оставила приоткрытой печаль Камиллы.