Игра отражений
Шрифт:
Ранди уже засыпала, когда услышала тихий плач, такой тихий, что он казался призрачным шелестом, едва скользящим по каменным стенам замка. Кажется, Этель все же утратила самообладание, оставшись одна в чужой комнате. Интересно, как бы поступил на ее, Ранди, месте брат? То есть, что должна сделать Рангхиль, изображая брата? Уже голова пошла кругом от всего этого.
– Я – Роалль, я – Роалль, – проговорила Ранди, пытаясь заставить себя думать, как брат. В общем-то, Роалль всегда готов утешить плачущую красотку. Но Этель ему категорически не нравилась. Правда, заочно. А вот если бы он
Как бы там ни было, будущее окажется более предсказуемым, если Роалль, вернувшись, застанет не рыдающую от страха деву, а милую и расположенную к нему невесту. Поэтому стоит пойти – и утешить девушку. Ранди взяла в руки блио, но поняла, что натянуть его без посторонней помощи не сможет. А в одной нижней рубахе она уже гораздо меньше походила на брата, грудь, хоть и перетянутая куском плотной ткани, заметно выделялась. Поразмыслив минуту, Рангхиль просто накинула тонкий шерстяной плащ и вышла в коридор. От двери комнаты брата до двери ее комнаты было всего несколько шагов, но и их Ранди сделала с осторожностью: свидетели ей совершенно не нужны.
Дверь оказалась заперта. Ранди прошипела пару крепких словечек и вернулась в комнату Роалля. Рыдания стали громче и явственней. Тяжко вздохнув, Рангхиль откинула плащ за спину и вылезла в окно. В паре локтей ниже подоконника проходил достаточно широкий карниз, чтобы по нему можно было пройти без особого риска. К счастью, окно в ее комнате было не закрыто ставней, все же лето на дворе.
Бесшумно перемахнув через подоконник, Ранди огляделась: горел всего один светильник, горькие рыдания доносились из дальнего угла комнаты. То есть, Этель даже не легла, а забилась в уголок и плакала.
– Этель, – тихо позвала Ранди, стараясь, чтобы голос прозвучал хоть и низко, но нежно.
Рыдания тут же превратились в тихие всхлипывания, девушка явно пыталась взять себя в руки.
– Я услышал плач, – проговорила Ранди, подходя ближе. – Я не могу уснуть, если девушка плачет. Если моя гостья плачет.
– Простите, господин, – ровным голосом ответила Этель, тенью прижавшаяся к стене. – Я не хотела вас беспокоить.
– Меня обеспокоил не ваш плач, а причина, по которой вы так горько и безутешно рыдаете. Сомневаюсь, что вас так расстроило грядущее расставание с дядюшкой. Поэтому, единственный возможный виновник ваших слез – это я.
Этель молчала, лишь ее тихое дыхание выдавало ее присутствие и волнение.
– Но я не понимаю, чем я мог вас так расстроить и напугать.
– Я… – Этель, видимо, поняла, что ее собеседник не злится, а хочет ее успокоить и даже утешить, поэтому встала со скамьи в углу и подошла на пару шагов поближе. – Я просто расстроена столь резкими и неожиданными переменами в своей жизни. Наверное, вы в этих переменах виноваты. Отчасти. Или в значительной мере.
Кажется, юной деве не занимать твердости духа, несмотря на всю ее внешнюю хрупкость и смиренность. Видимо, не всегда твердый характер находит свое выражение во внешности и манерах. И стойкость не всегда сопровождается храбростью.
– Насколько я знаю, ваш дядя забрал вас из монастыря еще до моего предложения. По всей видимости, рассчитывая вернуть хотя бы часть вашего приданого и выгодно выдать замуж.
– Приданое он не вернул, – Ранди была готова поклясться, что Этель улыбается. – У матушки-настоятельницы еще никто не умудрился и гроша вытянуть.
– Но это не помешало ему забрать вас из монастыря.
– Да, дядя счел меня ценной саму по себе. – В голосе Этель теперь звучало искреннее неудовольствие и гнев. Стоило страху отступить – и девушка ожила.
– Этель… – Ранди замолчала, подбирая слова. – Я понимаю, что вы меня не знаете. Но и я вас не знаю. Однако я готов всем сердцем открыться вам и постараться сделать так, чтобы наша совместная жизнь была мирной и счастливой. Мы все выиграем от этого союза, но союз – это нечто большее, чем объединение земель, я это знаю. Неужели я вам кажусь настолько отвратительным, что вы готовы всю ночь прорыдать, а потом взойти на алтарь, как жертвенный агнец из христианской Библии?
Рангхиль подумала, скажет ли ей будущий муж такие же слова ободрения и утешения? Или ему будет все равно, что чувствует невеста?
– Вы… – Этель вздохнула, видимо, собираясь с духом. – Вы красивы и сильны. И, как я теперь понимаю, добры и способны проявить сочувствие и милосердие, столь редкие у мужчин любого народа.
– Вы тоже очень красивы и милы. И, к тому же, смелы и честны. – Рангхиль сделала еще шаг к Этель. – Мои родители жили в любви и согласии. И я мечтаю о такой же жизни.
– Я тоже. – Этель сделала шаг и встала так, чтобы свет падал на ее лицо. – Подойдите к свету, – попросила она.
Ранди подчинилась. Честно говоря, она чувствовала себя странно. Наверное, это совесть. Не очень честно разыгрывать перед Этель представление, говоря от лица брата, который может оказаться не таким чутким и понимающим. Но Роалль с большей радостью и благосклонностью примет невесту, расположенную к нему, а не отчаянно сопротивляющуюся.
– Итак, друзья? – Рангхиль решительно протянула руку, предлагая скрепить договор традиционным рыцарским рукопожатием.
– Да, согласна. – Узкая и нежная ладонь Этель легко коснулась слегка огрубевших от упражнений с оружием и верховой езды пальцев Ранди. Немного помедлив, Рангхиль пожала руку своей будущей невестке.
– Ложитесь в постель, Этель, – посоветовала она. – Завтра будет новый день. Надеюсь, для вас он сделается более радостным, чем предыдущий.
– Спасибо. – Этель скользнула под одеяло. – Обещаю, я постараюсь стать вам хорошей женой.
– Я вам верю.
Ранди снова вылезла в окно и вернулась в свою комнату.
Альва была там, взбивала подушки.
– Я дождалась, пока все уснут, и пришла помочь вам раздеться. Слава богам, я не подняла тревогу! – всплеснула руками служанка.
– Да, вышло бы неловко, – согласилась Рангхиль.
– Я выглянула в окно и услышала голоса. Вы разговаривали с гостьей? – Альва, как всегда, была любопытна. Иногда ее любопытство шло Ранди на пользу, а иногда раздражало.
– Да, малышка нуждалась в ласковом слове и утешении, – поведала Ранди. Она редко что скрывала от Альвы, всегда нужен кто-то, перед кем не надо задумывать о том, что говоришь.