Игра по-крупному
Шрифт:
Настя наклонилась к Игорю и поцеловала его в щеку. Она знала, что он понравился родителям.
Когда они вышли на лестницу, и Игорь закурил, Настя сказала ему про бабушкину квартиру в Гавани. Она думала, он обрадуется.
– - Вот тебе раз...
– - потерянно сказал Игорь. И долго молчал, облокотясь на перила.
– - А что случилось-то?
– - с тревогой спросила Настя. Она стояла в накинутой на плечи кофте и отдувала от себя застывший в воздухе дым.
– - Да ничего...
– - хмуро проговорил Игорь.
– - Я думаю, это лучше, чем жить в твоей комнате.
– - Настя пожала
– - А потом ты получишь что-нибудь по очереди -- поменяемся...
Игорь разжал пальцы и проводил взглядом падающую в пролет спичку. Было слышно, как она скакнула внизу по ступенькам.
– - Ты чем-то недоволен?..
Игорь выпрямился и повернулся к Насте; лицо его было невесело.
– - А я думаю, почему твои родители про мою комнату не расспросили...
– - Он задумчиво усмехнулся: -- Хорош, думают, гусь...
– - Гусь ты мой, гусь, -- погладила его по голове Настя.
– - Папа будущего гусенка... Пошли поедим, папа-гусь. Они еще ничего не знают...
В апреле Настя родила мальчика, и его назвали Маратом -- в честь одного из Настиных дедушек. Дедушка Марат был железнодорожником и сгинул в тридцать седьмом.
Марат Игоревич Фирсов. Похожий на мать, как две капли воды.
Фирсов заходил тогда ко мне, сияющий и восторженный. Мы с ним пили чай на кухне, и я еще говорил, что по восточным поверьям в апреле рождаются разные там имамы и шейхи. А также напоминал, что в апреле родились Ленин и Гитлер. Так что он не должен пускать на самотек воспитание сына.
– - Имамы...
– - прихлебывал из чашки Фирсов, -- шейхи... Видали мы таких. Нет чтобы мои глаза взять -- так нет, Настины ухватил. Сынок называется. Имамы.
– - Глаза -- это ерунда, -- говорил я.
– - Еще поменяются. У них сначала у всех голубые.
Мы обсуждали с ним, когда нам лучше отправиться за его вещами на Петроградскую. Фирсов хотел забрать только секретер, телевизор, книги и чемоданчик с чужими письмами. На все остальное, как я понял, он махнул рукой, чтобы не связываться с Татьяной, которая грозилась накатить на него телегу в институт, если он лишит ее привычных удобств и, самое главное, -- дивана.
– - Ну ее к бесу!
– - рассуждал Игорь.
– - Займу лучше у Барабаша пять сотен да куплю спальный гарнитур: диван, два кресла и журнальный столик. Как-нибудь перебьемся, а летом съезжу на халтуру и отдам...
Я спросил его, как он насчет выпить.
– - Ты знаешь, -- сказал он, -- не тянет. Надоело, что ли... Да и годы жмут, пора определяться. Одним словом, держусь.
– - Да, -- согласился я.
– - Определяться пора. Лучшее-то времечко мы прогуляли...
Нам тогда обоим катило к тридцатничку. И лично меня эта цифра пугала.
– - Прогуляли, -- не стал спорить Фирсов.
– - Но я почему-то верю, что лучшие годы впереди. Главное не вешать носа. И не махнуть на самого себя рукой. Будем играть по-крупному!
– - задиристо подмигнул он.
Татьяна не накатила на Игоря ни телеги, ни бочки из-под мазута, ни даже легкого громыхающего бидончика -- она привольно жила в оставленной им комнате, спускаясь к матери обедать и смотреть телевизор. Иногда она не спускалась, и тогда Евгения Осиповна знала, что у дочери гости или она на собрании. "Ну, дай-то бог, дай-то бог...
– - беспокойно шептала она и, приложившись виском к оконному стеклу, скашивала глаза наверх, надеясь увидеть если не сами окна шестого этажа, то хотя бы бледный отсвет от них.
– - Дай-то бог. Девка она справная..." Подниматься к дочке без приглашения она не решалась. Был однажды случай, когда она полчаса стучала в стенку ключом, заметив с улицы свет в Татьяниной комнате. И сама оконфузилась, и дочери помешала...
Ни бочки, ни телеги с фактами аморального поведения аспиранта Игоря Фирсова не появилось в парткоме его института -- Татьяна решила не унижаться. Убрался -- и скатертью ему дорога. Видала она таких жоржиков... С ее-то фигуркой и мордашкой она хоть завтра профессора найдет; только это ей пока не надо...
Изумительный случай поквитаться с бывшим мужем представился ей через пару лет, когда он пришел к ней перед отправкой на свою "химию". Татьяна уже знала, что на полтора года его отправят куда подальше, и мысленно торжествовала: "Вот так, миленький, жениться-то на молоденьких! А сейчас еще и прописочку потеряешь, с очереди снимут.
– - Она уже все выяснила.
– - Ах, как славно!"
Татьяна думала, что он будет торговаться из-за своих вещей, и была настроена по-боевому, решив ничего не отдавать, -- пусть подает в суд, если денег и времени не жалко, -- она-то знает, чем все это кончается...
– - Ну!
– - сказала Татьяна, усаживаясь в кресло.
– - И о чем же ты хочешь со мной поговорить?..
Игорь сел на скрипнувший стул и оглядел комнату, задерживаясь взглядом на знакомых вещах. Татьяна к своему неудовольствию отметила, что вид у него был довольно-таки бодрый.
– - Ты, наверное, уже все знаешь, тебе Зоя говорила?..
– - Да уж наслышаны о твоем геройстве.
– - Татьяна закинула ногу за ногу, прошуршав колготками.
– - Доездился...
– - Да, -- сказал Игорь.
– - Было дело...
Он поднялся и подошел к окну. Побарабанил пальцами по подоконнику, заглянул вниз, на Большой. Обернулся. Оглядел люстру. "Вот шиш ему, а не люстру.
– - подумала Татьяна.
– - Пусть только попробует заикнуться -- сразу выставлю".
– - Разговор такой...
– - Он достал пачку сигарет и спички.
– - Когда у нас следующая переотметка очереди? Весной?..
– - У кого это у нас?
– - спросила Татьяна.
– - Тебя все равно отсюда выпишут. Не кури здесь. Дома у себя курить будешь!..
Игорь убрал пачку.
– - Я вроде договорился, что не выпишут...
– - Инте-ересно, -- помолчав, сказала Татьяна.
– - Как это тебя не выпишут, если всех выписывают?.. С кем это ты договорился?..
– - Ну тебе-то что? Живешь здесь и живи. Очередь подойдет, все равно порознь получать будем. Что ты заволновалась?.. Я же ни на что не претендую.
– - Я не заволновалась.
– - Татьяна встала из кресла и скрестила на груди руки.
– - Просто непонятно, с кем ты мог договориться.
– - Она прошла до двери и обратно.
– - Что это за договоры такие...