Игра против всех. Три дня в Дагезане
Шрифт:
— Ну, так как, сознаешься?
— А что мне будет? — промямлил Женька.
— Ты, брат, как опытный преступник себя ведешь, сразу торговаться начинаешь. Посмотрим, что будет. Для начала следует чистосердечно сознаться. Зачем писал?
— Я хотел помочь…
— Помогать нужно честно. Прийти и сказать, что видел. А так, из кустов, некрасиво. Оказалось–то все чепуха. А мы расследовали, время тратили, невиновного человека подозревали. Видишь, как некругло получилось?
— Отцу будете говорить?
— Не собирался.
— Какой фотографии?
— Много знать будешь — скоро состаришься.
— Я и не допытываюсь. Просто карточки–то ему я печатаю. Вот и увеличитель мой.
Женька показал в угол, где на другом, специальном столике стояли увеличитель и ванночки для проявителя и закрепителя.
— Печатаешь для газеты? А негативы выбрасываешь?
— Что вы! Отец все сберегает. По коробочкам раскладывает и надписи пишет, когда снято. Он аккуратный, — словоохотливо рассказывал младший Коломийцев.
— А ну, дай поглядеть…
Коробочки с проявленными пленками содержались в образцовом порядке. Мазин прочитал надписи: «Сотрудники института во время выезда на Большое озеро», «Фотографии для юбилейного номера стенгазеты к годовщине Великой Октябрьской социалистической революции», «Портреты передовиков института».
Одну из коробочек он открыл и растянул пленку перед окном. Тут было много снимков людей, некоторых он, наверно, встречал в институте, но на негативе их трудно было узнать. Однако характерный негатив Хохловой, протянувшей руку с ключом, узнать было легко. Мазин свернул пленку. «Значит, возвратилась на круги своя…
А Коломийцева не было.
— Отец задерживается?
— Да вы у меня спросите! Я все про фотографии знаю, — просил Женька. Ему отчаянно хотелось пригодиться и загладить вину.
— Скажи–ка лучше, Федор Живых у вас часто бывал?
— Каких?
Игорь видел, что паренек не притворяется.
— Так звать человека — Живых. В Сибири такие фамилии бывают — Живых, Седых, Конопатых…
— И Конопатых? — засмеялся Женька.
— И Конопатых. Не бывал Живых у вас?
— Не знаю. Такую я фамилию не слыхал, — ответил мальчик огорченно.
— Возможно, Женя, ты его видел, но не знаешь фамилию. Я покажу тебе снимок, а ты вспомни, видел его или нет.
Игорь достал фотокарточку:
— Только уговор: не знаешь — не фантазируй! А то опять навредишь.
Он протянул карточку. Женька впился в нее глазами. Мазин наблюдал внимательно и заметил, что паренек борется с собой.
— Рассказывай!
— Нечего рассказывать. Раз позвонил он к нам. Я один был. Он позвонил, я и вышел…
— Что же он сказал?
— Да ничего. Он подъездом ошибся.
— И ты его запомнил? — усомнился Мазин.
— Запомнил. У него рожа такая желтая, страшная. Я даже испугался. Думаю, как стукнет… А он спрашивает: «Профессор дома?»
— Какой профессор?
— Да Филин. Филины на нашем этаже живут, только в соседнем подъезде.
— И ты решил, что он спрашивает Филина?
— Ну да. Я так и сказал: «Вам, наверно, Валентин Викентьевич нужен?» А он, да, говорит. Я ему и объяснил, что это в соседнем подъезде…
«В соседнем подъезде! Так вот почему я его потерял. Он не выходил на улицу, он просто зашел в соседний подъезд!»
ГЛАВА X
Вернувшись домой от Коломийцевых, Мазин вскипятил чайник, заварил крепко, положил большой кусок лимона и выпил с наслаждением. Налил еще, но зазвонил телефон.
— Слушаю вас.
В трубке загудело раскатисто:
— Игорь, ты один? Хочешь встряхнуться?
— Нет, — ответил он, потому что был страшно далек от настроения, которое, судя по тону, распирало Боба. Сказал твердо, а может быть, и зло, но Борис не отстал.
— Ну выручи, Игорек, выручи. У меня такое неопределенное положение: мне одному неудобно появляться. А ты ничем не рискуешь. Интересные женщины и коньяк. Старик откроет закрома.
— Какой старик?
— Филин, конечно.
— Ты к нему приглашаешь?
— Ну а куда же? Юленька именинница, понимаешь? Насчет подарка не беспокойся. Я запасся всем необходимым.
— Когда ехать?
— Вот это речь не мальчика…
— Ехать когда?
— Через полчаса я заскакиваю к тебе на таксомоторе. Успеешь натянуть смокинг?
— Успею, — сказал Игорь, думая с ужасом: «Что я делаю?»
В машине Мазин не слушал болтовню Бориса, а только морщился от его хохота, закладывал палец за воротник тесноватой рубашки, стараясь оттянуть ее от шеи.
Когда они постучали, то сначала услыхали шум, гул голосов, потом шум затих, по коридору пробежались торопливые каблучки, и дверь распахнулась быстро, гостеприимно.
— Бессовестный! — закричала Юля, принимая из рук Бориса длинный пакет, а тот оправдывался, извинялся и целовал ее в щеку.
— Это Игорь, да ты его знаешь отлично.
Мазин сказал что–то соответствующее случаю, и Юля повела их прямо в большую комнату, где был накрыт стол. За столом сидели гости, человек пятнадцать, смеялись, разговаривали и передавали друг другу тарелки и бутылки. Бориса посадили рядом с интересной брюнеткой, и он тотчас же заговорил с ней и с соседом с другой стороны, как со старыми приятелями. Игорю досталась кокетливая блондинка небольшого роста. Она спросила, что ему положить и что он пьет. Мазин поблагодарил, и, бестолково двигая вилкой по тарелке с закусками, щедро набросанными блондинкой, посмотрел на ту сторону стола, где сидел профессор, строго одетый, с гладко зачесанными на пробор седыми волосами, в темном пиджаке и белой сорочке, повязанной старомодным галстуком. Филин вежливо улыбнулся.