Игра с судьбой (продолжение темы "Рекрута")
Шрифт:
– Чего ты орешь-то? Я в ваши игры не играю, - примирительно говорю Алексашке.
– Тебя звать-то как?
– Александр я, Меньшиков. Денщик Петра Лексеича, - приосанившись, гордо представляется тот.
М-да. Похоже, заигрался мужик. Ну да ладно. Разберемся.
Двигаю за ним, продолжая рассматривать окружающих. Не вижу ни одного бритого лица. Одни бородачи кругом. Это что ж они, специально бороды поотращивали? Или может, поприклеивали? Может, дернуть этого Алексашку за бороду? Да ну его нафиг.
Только сейчас рассмотрел в мерцающем свете факелов, что перед нами находится какое-то бревенчатое
Не думал я, что у этих реконструкторов все так серьезно. Слышал, будто строят они какие-то крепости бутафорские и потом их штурмуют. Но чтобы вот так вот... Ладно еще одежку каждый себе пошить может. А вот чтобы такой сруб соорудить.. А лошадей где столько взяли? А сани? А оружие? Что-то тут не клеится. В голове мелькнула невероятная мысль, но тут, пропустив тетку, сопровождающий легко подтолкнул меня в двери.
– Заходи, не выстужай.
Входим. Недостаточно пригнувшись под низкой притолокой, задеваю ее шапкой, и та (шапка) слетает с головы. Машинально оборачиваюсь и поднимаю. С удивлением кручу в руках меховую шапку - у меня такой отродясь не было. Значит, кто-то заботливый напялил ее мне, чтобы я уши не отморозил, вместе с остальной бестолковкой. Спасибо ему.
Только оказавшись в теплом помещении, соображаю, как же я все-таки замерз. Стремящийся уйти от окутавшего меня тепла холод проникает до самых костей. Не сдержавшись, сильно передергиваю плечами, словно трясущая в танце грудями цыганка.
– Замерз, вижу, - слышу знакомый голос.
Облачко морозного пара, ворвавшегося вслед за нами с улицы, рассеивается, и я осматриваю помещение. Комната довольно большая - метра четыре шириной и около десяти в длину. Потолок невысокий - рукой достать можно свободно. Вход с улицы примерно посередине, без всяких тамбуров или сеней. У противоположной стены крутая лестница наверх. Справа большая печь, у которой суетится, подбрасывая березовые полешки в топку, горбатый мужичок в меховой безрукавке. Слева длинный дубовый стол, на котором стоит одинокий глиняный кувшин. Освещается все помещение расставленными на длинных полках вдоль стен свечами.
Двое мужиков скидывают шубы и бросают их на стоящий в углу возле стола огромный сундук. Раздевшись, переступают через длинную лавку и усаживаются за стол. Тот, которого Алексашка называл Петром Лексеичем, уже сидит за столом, как обычно лучась радостной улыбкой. Он смотрит на меня так, будто рад мне безмерно. При этом, во взгляде его есть что-то покровительственное, заставляющее меня ощущать некую робость. Одет он, соответственно, в старинный кафтан зеленого цвета с невысоким воротником и широкими отворотами на рукавах, называемые, кажется, обшлагами. На его груди сверкает в мерцающем свете свечей большая звезда, величиной с чайное блюдце. Подобные звезды я видел на груди изображенных на картинах полководцев, типа Кутузова и Суворова. Звездоносец, продолжая улыбаться, жестом приглашает нас к столу.
Откуда-то из-за печи выскакивает ранее незамеченная мною девка. Она тащит огромное блюдо с пирогами. Скрипнула отворившаяся под лестницей дверь и из нее вышли двое молодцев в одинаковых полотняных рубахах, с вышитыми по вороту красными нитками узорами. Один волок поднос с глиняными кружками, другой - четыре кувшина, держа в каждой руке по два. Водрузив все это на стол, они удалились - молодцы скрылись под лестницей, девка - за печью.
Мой провожатый скидывает шубу в общую кучу на сундук. Следуя его примеру, сбрасываю свою дубленку, после чего останавливаюсь нерешительно, гадая, куда мне сесть. Видя, что Алексашка направляется в обход стола справа, намереваясь сесть рядом с улыбчивым Петром Алексеевичем, направляюсь с обратной стороны - все ж, меня он тоже звал присоединиться. Ловлю на себе удивленные взгляды усевшихся ранее. Алексеич тоже смотрит с интересом. А Алексашка даже споткнулся об лавку, пялясь на меня. Осматриваюсь - что со мной не так? Вроде все в порядке - ширинка застегнута, штаны сухие, нигде ни в чем не измазан. Чего ж они так вылупились?
– Этого, что ли, подобрали?
– спрашивает один из мужиков и, задрав подбородок, чешет шею под еще более густой, чем у Алексашки, бородой.
– Откуда ж такой-то? Нешто из Европ заехал?
– гудит густым басом второй, держа в руках так и не донесенные до рта половинки разломанного пирога, начиненные парящей горячей капустой.
От ударившего в нос пирожково-капустного аромата урчит в животе. Сглатываю заполнившую рот слюну.
– А вот мы его и расспросим, - говорит высокий звездоносец.
– Однако пусть сперва поест-попьет с дороги, а потом и расскажет нам, откуда в чистом поле в таком дивном виде оказался.
Снова окидываю себя взглядом, не понимая, что такого во мне дивного, даже рукой провел по волосам - все нормально.
Алексашка уже разливает по кружкам какой-то напиток из кувшинов. Голод отступает перед непреодолимой жаждой. Сажусь на лавку и вместе со всеми тянусь к кружке. В ней квас. С огромным удовольствием поглощаю большими глотками живительный напиток. Опорожнив кружку, с блаженством откидываюсь спиной на бревенчатую стену. Отдышавшись, хватаю с блюда пирог и начинаю уплетать его за обе щеки. Хорошо-то как!
Бороды собравшихся за столом дружно колышутся в такт работающим челюстям. Видать, не я один тут голодный. Один только длинный не ест, потягивает квасок да посматривает на меня. Парочка напротив тоже не сводит с меня глаз.
Снова подбежала девка, держа в одной руке стопку деревянных мисок, в другой миску, наполненную деревянными же ложками.
Отворилась дверь, и в облаке пара появился еще один персонаж. После пробуждения вижу первое бритое лицо.
Вошедший не старше меня годами, скорее всего даже моложе. Одет так же в длиннополую шубу и меховую шапку с пришитым к ней пушистым хвостом неизвестного мне зверя, надо полагать, какого-нибудь соболя или куницы.
Вслед за парнем в избу ввалились двое бородачей в синих шинелях. Они тащили небольшой, но, судя по их скособоченным фигурам, довольно тяжелый сундук. За ними появился еще один, с ведерным бочонком в руках.
– Что-то ты долго, Федор Савелич?
– поинтересовался Петр Алексеевич.