Игра с тенью
Шрифт:
— Хорошо, — согласился я.
— Спасибо, — Она осторожно посмотрела на дверь и заговорила шепотом: — Вы, случайно, не знаете человека по фамилии Торнбери?
— Нет, — сказал я. — Кто он?
— Журналист, — ответила она. — И к тому же порядочная шельма.
— Это неудивительно, — сказал я. — Циник мог бы заметить, что одно неразрывно связано с другим.
Леди Истлейк рассмеялась.
— Я сама его не встречала, — сказала она, — но я узнала от моих друзей, что он собирается, исключительно ради того, чтобы продать жалкую книжку, которую пишет, оклеветать несчастного и непонятого человека, который
И в этот момент, словно по команде, в сознание мое вернулась улица Королевы Анны, и я немедленно вспомнил, откуда она мне знакома. На мгновение мне снова было восемь, и я сидел в кэбе рядом с моим бедным отцом. Зимний холод превращал наше дыхание в облачка пара, и я прижимался к отцу, потому что теплое пальто делало его островком тепла и безопасности. Когда мы проехали мимо высокого дома с грязными окнами и тяжелой парадной дверью, он накрыл мою руку своей рукой в перчатке и указал на окно:
— Смотри, Уолтер. Это дом сорок семь по улице Королевы Анны. Здесь живет величайший гений нашего времени.
И вот теперь, через тридцать лет, в течение шести последних часов я снова прошел по той же улице и снова услышал те же самые слова. Не раздумывая, я спросил леди Истлейк:
— Вы говорите о Тернере?
На этот раз удивилась она. Она смотрела на меня в изумлении, приоткрыв рот, потом взглянула на Мэриан:
— Ты не?…
Мэриан была озадачена ничуть не меньше.
— Нет, — ответила она, — я ничего не говорила. Уолтер, как ты?…
Признаюсь, мне хотелось озадачить их еще больше, притворившись, что я обладаю некими тайными сведениями, но я просто сказал:
— О, это всего лишь догадка, — А потом, чтобы избежать дальнейших вопросов (поскольку обе они все еще выглядели озадаченными), я продолжил: — Значит, мистер Торнбери пишет биографию Тернера?
— Так он заявляет.
— Но если вы никогда его не встречали, — спросил я, — откуда вы знаете, что это будет биография клеветническая?
— Я следила за его работой, мистер Хартрайт, — должна признаться, с все возрастающим унынием. Кое-кто из близких Тернеру людей благоразумно отказался разговаривать с этим человеком. Те же, кто согласился, скорее напоминают сборище злобных сплетников, большинство из которых едва знали Тернера. А они, как обычно и бывает в таких ситуациях, свели Торнбери с другими такими же.
Должен признаться, что мне сразу пришла в голову старая пословица: «Нет дыма без огня». Возможно, леди Истлейк заметила мой скептицизм, потому что сказала:
— Ни один значительный человек не мог не нажить себе врагов среди людей менее удачливых или менее одаренных — а тем более Тернер, с его полным презрением к условностям и лести. Вы наверняка и сами слышали достаточно историй о нем.
Судя по тому, как она приподняла бровь, она ждала моего ответа, но я ничего не сказал. Кроме нескольких бородатых анекдотов о его скупости и неразборчивой речи, которые бродили в Академии, я знал о Тернере постыдно мало. Она помедлила немного, потом продолжила:
— Не спорю, он был странным, упрямым и эксцентричным человеком, но он не
Секунды на три я потерял дар речи от изумления. Сознание мое переполнили сотни вопросов, но они улетели прежде, чем я нашел слова, чтобы выразить их. Я чувствовал на себе взгляд Мэриан — внимательный, тревожный, почти умоляющий; он говорил, что каким-то образом, которого я пока не понимал, ее надежды и счастье зависят от моего ответа, и это еще больше меня смущало. Возможно, леди Истлейк приняла мое удивление за расчетливость, потому что сказала:
— Я поговорила со знакомым издателем, и он уверил меня, что для такой книги есть готовый рынок…
— Меня не это тревожит. Я…
— И я уверена, что все друзья Тернера присоединятся ко мне в желании поддержать вас… — Она замолкла, внезапно заметив, что мои мысли движутся в другом направлении. — Что? — спросила она. — Вы думаете, для этого могут найтись более подходящие кандидатуры?
Я кивнул:
— Например, вы сами.
— Как я объясняла, мои отношения с сэром Чарльзом… Кроме того, для женщины закрыты многие двери, в которые мужчина входит свободно и легко.
— Не могу поверить… — начал я.
— Вы должны понять, мистер Хартрайт, что бедный Тернер умер отшельником, — сказала леди Истлейк. — Большинство из тех, кто хорошо его знал, давно в могиле. Из тех, кто жив, естественной кандидатурой был бы мистер Раскин, но он, — тут она слегка улыбнулась, — натура слишком олимпийская, чтобы браться за такое. Мое положение вы уже знаете. Что же касается моего мужа, то об этом, боюсь, не может быть и речи.
— О, это я понимаю, — сказал я. — Но…
Она словно меня не слышала.
— Миссис Бут, экономка Тернера, и его друг Джордж Джонс — люди очень славные, но… — Она сделала паузу и покачала головой. — Честно говоря, ни один из них с этим не справится. Кроме того, я слышала, что мистер Джонс сейчас в основном занимается тем, что наряжается герцогом Веллингтоном. В лучшем случае они могут поделиться с вами воспоминаниями.
Она снова замолчала, и я не знал, что отвечать ей. Молчание нарушила Мэриан:
— Больше никого нет, Уолтер. Если ты за это не возьмешься, победа упадет Торнбери прямо в руки.
— И не надо себя недооценивать, мистер Хартрайт, — сказала леди Истлейк. — В отличие от Торнбери, вы художник и можете понять натуру художника Тернера…
Тут я не удержался и воскликнул:
— Но нельзя же сравнивать!
— Может, он и был генералом, а вы, уж простите, только полковником, — ответила леди Истлейк, — но все художники принадлежат к одному полку, сражаются в одних и тех же битвах и стремятся к одной и той же победе. И потом, — продолжила она прежде, чем я нашел, что еще возразить, — вы, по собственному вашему признанию, пишете хронику и знаете, как собирать, оценивать и сопоставлять отчеты разных свидетелей.