Игра Саула
Шрифт:
– Сначала мы из него вытянем всю инфу. Потом… – Он пожал плечами.
Саул помог Кэрри с чемоданом на колесах; Кэрри взяла ручную кладь. Вместе они вошли в терминал, где их накрыло волной морозного воздуха.
– Так что с Абу Назиром? – спросила Кэрри.
– Им займется Перри. Через пару недель ты придешь в себя и вернешься в строй. Я… не забуду того, что ты сделала.
– Со мной и так все хорошо, Саул.
– Знаю. – Кэрри уже направилась к арке металлоискателя, когда Саул сказал ей вслед: – Передавай привет Эль-Ниньо.
– Ты серьезно? Его так зовут?
Она предъявила пограничнику паспорт и посадочный талон.
Проходя через металлодетектор, Кэрри подумала: хорошо, что у нее есть Саул. Как ни странно, он ей ближе, чем кто бы то ни было. Саул Беренсон, раввин-пират.
Дожидаясь посадки на свой рейс, Кэрри гадала: что бы подумали о ней сейчас сестры из школы Святой Троицы?
9 июня 2009 года
День был просто великолепный. Два дня назад Броуди вместе с Исой и его одноклассниками поднимались в горы к Муса-Лака, по длинному серпантину.
Нигде больше в Ираке было не сыскать места, подобного этому: плодородные поля в долинах и горах, зеленые деревья и чистые бурные потоки, каскады водопадов на голых скалах, пастухи, стада овец и коз на крутых склонах. Это была земля, о которой время попросту забыло.
Муса-Лака, райский уголок, расположенный на плоской горной вершине. Местная деревенька существовала в отрыве от мира, этакая Шангри-Ла на Ближнем Востоке. Некогда это место, идеальное для обороны, служило прибежищем для иудеев и ассирийцев, а сегодня тут стояла мечеть. Броуди вместе с Исой, его друзьями и преподавателями из медресе совершил омовение аль-уду в чистом горном озерце.
Прочли дуруд-муаззам: «О Аллах, благослови Мухаммеда и семейство Мухаммеда», затем аят «Аль-Курси»: «Ему принадлежит то, что на небесах, и то, что на земле» – а после помолились в мечети.
Говорят, именно отсюда пришли три волхва, цари, принесшие дары новорожденному Иисусу. Городок стоял на священной земле, на полпути между землей и раем. Из его садов они смотрели на зеленые горы и долины; в чистом синем небе парил орел, птицы пели в кронах деревьев на фоне горного потока.
«Спасибо, Всевышний, – взмолился Броуди. – Теперь-то я узрел твою щедрость и понял, к чему вел путь. Я твой, направляй меня».
И вот, два дня спустя, идеальным утром Броуди отвел Ису в медресе. Он и мальчик шагали рядом, очень близко. Долина цвела и зеленела, в ветвях деревьев щебетали птички. Броуди просто радовался жизни, дышал полной грудью, беседовал с Исой.
– Я иногда с тобой говорю о таком, о чем не могу с отцом побеседовать, Николас, – признался Иса, когда они шли вдоль обочины.
– Твой отец бывает свиреп и яростен, как и положено отцу, – ответил Броуди, ощутив приступ боли, ведь беседа напомнила ему о родных детях. Дана и Крис… Бывал ли он с ними яростен? Нет, он ими почти не занимался, сбросил на Джессику. Ну и дурак же он был. Броуди мысленно поклялся себе: если выйдет живым из передряги, то изменится, станет лучше и чутче, терпеливее.
Сейчас он вдыхал чистый воздух, подставляя лицо теплому свету. Он выберется отсюда, обязательно. Просто так Аллах не стал бы хранить ему жизнь все это время. Аллах любит свои создания.
– Мы на войне, все из-за этого: отец потерпел поражение, – признался Иса. – Он не говорит ничего, но я чувствую…
– Вы еще сблизитесь, – пообещал Броуди. – Война не может длиться вечно.
– Ошибаешься, Николас. В мире полно неверных, которые нас ненавидят. – Мальчик взглянул на Броуди. – Надеюсь, мы с тобой будем воевать вместе. Ты хороший друг, Николас.
Броуди снова ощутил укол боли. Он ведь сам – его семья, страна – враги для Исы. Semper fi, да? О Аллах, что за чуждые слова. Бессмысленные и пустые. Особенно теперь, когда Броуди побывал в Муса-Лака, окунулся в благодать Всевышнего.
Мимо, каркая, пролетел большой черный ворон. Иса вздрогнул, а птица тем временем приземлилась неподалеку и снова закаркала.
– Все еще боишься воронов? – спросил Броуди.
– Я же убил одну из рогатки, помнишь? Так что больше нет, не боюсь.
Уверенности в его голосе Броуди не услышал.
– Пшлааа! – закричал он на ворона, размахивая руками, однако птица даже не думала улетать. Она продолжала зыркать на мальчика и мужчину черным глазом. «Дурной знак», – подумал Броуди, и по спине его побежали мурашки. – Вот глупая птица, – сказал он Исе, и мальчик рассмеялся.
Наконец они дошли до медресе, где у дверей Броуди пообещал встретить Ису после занятий. Он похлопал мальчика по плечу и ощутил, что тот дрожит.
– Забудь о вороне, – сказал Броуди.
– Ma’a salaama, – попрощался с ним Иса, приложив руку к груди. – Я понимаю, Николас.
Он скрылся в медресе, а Броуди еще долго стоял у входа, глядя на каменное сооружение, на сад, на звезду Давида над входом.
В тот день Броуди, дабы занять себя чем-нибудь полезным, работал в саду. Когда стало слишком жарко, вернулся в дом, и Насрин подала ему стакан финикового сока.
Он решил выпросить себе винтовку – чтобы научить Ису стрелять и перебить воронов в саду. Тогда Абу Назир будет гордиться сыном. Выслушав Броуди, Насрин ответила:
– Скоро, Николас. Мать мальчика сердцем чувствует приближение дня, когда сыну предстоит стать воином Аллаха. Я знаю: так надо, и все равно боюсь.
– Мы же только воронов стрелять будем.
– Поговори с моим мужем, – прошептала Насрин. – Но я чую: беда близко.
– Беда?
– Не знаю, что точно случится, однако надеюсь, что это место нам покидать не придется. Тут ведь так хорошо, ты согласен?
– Да, в Акре здорово, – ответил Броуди. Он почему-то подумал о Бетлехеме и Ганнере, о своем пленении – Вавилонском пленении, – о ссорах с Джессикой в те дни, когда они едва сводили концы с концами и все же радовались, оставаясь вместе… Однако мир, покой и благодать Броуди обрел только здесь, в плену.