Игра словами
Шрифт:
10
Спустя несколько дней стало ясно, что Уэнди надоело печатать. Каждое утро она начинала работу гораздо позднее, чем следовало, в самое жаркое время делала трехчасовой перерыв и заканчивала задолго до того, как возвращались мужчины. Только в компании Гордриджа она оживала, а он не имел никакого представления о тех вспышках раздражения, которые случались у нее в его отсутствие. Впрочем, он, кажется, совсем перестал интересоваться, как продвигается книга. Во всяком случае, у Эстер он не спрашивал ни о чем, а она молчала.
Однажды утром Уэнди объявила Эстер, что уходит со своими кузенами на целый день.
— Филип знает об этом?
Уэнди пожала плечами.
— Нет, но не сомневаюсь, что возражать он не будет. — Она была абсолютно уверена, что может безнаказанно делать все, что угодно. — Мы даже, может быть, найдем его и посмотрим, что у него за работа, которая отвлекает его так надолго каждый день.
— Не думаю, что ему понравится, если ему помешают, — заметила Эстер.
— Может быть, ему и не понравилось бы, если бы это осмелилась сделать ты, — дерзко ответила Уэнди. — Ты работаешь здесь за деньги — в этом разница. Уверена, что он не будет возражать, если ему придется прерваться и поговорить со мной! — И побежала вприпрыжку по пляжу.
Эстер неохотно признала, что Уэнди, вероятно, права, и эта мысль задела ее. Чтобы отвлечься, она решила попробовать искупаться: сломанные ребра болели уже не так сильно. С величайшей осторожностью она начала спускаться в лагуну, но очень быстро поняла, что поторопилась.
До воды оставалось всего несколько дюймов, когда она споткнулась, успев на мгновение представить себе, как ударяется боком о выступы кораллового рифа. Но тут же чьи-то сильные руки подхватили ее, и короткий приступ боли показался несравнимым с охватившей ее паникой, вызванной прикосновением Гордриджа. Дело в том, что Эстер была совершенно обнаженной!
Полагая, что в течение всего дня будет одна, она решила искупаться без купальника — и вот теперь ее трепещущее тело было прижато к обнаженной груди Филипа! Это прикосновение, по-видимому, взволновало и его. Глаза его потемнели. Он так крепко сжимал ее в объятиях, что она не могла шевельнуться и только слышала глухие удары его сердца — а также своего, отчаянно бившегося в ответ.
— Тебе не следовало входить здесь в воду, — произнес он наконец хриплым голосом.
— Мне хотелось искупаться…
Слава Богу, что хоть на нем были шорты!
— В твоем состоянии еще нельзя купаться одной, — проворчал он.
Эстер вспомнила, что он-то в последнее время никогда не купается один: рядом всегда оказывается Уэнди.
— Отпусти меня, Филип! — сказала она со страданием в голосе.
— Я делаю тебе больно? Извини. — Он ослабил немного объятия, но не отпустил ее совсем, а потом, неожиданно застонав, произнес: — Черт бы тебя побрал, Эстер, ты такая же соблазнительная, как всегда!
Его губы впились в ее уста прежде, чем она успела отклониться. И хотя Эстер понимала, что для него это ничего не значит и продиктовано лишь сексуальным голодом, она не могла найти в себе сил для протеста.
Ведь она испытывала такой же голод, такое же, если не более сильное, желание! Не думая о последствиях, забыв обо всем, кроме того, что находится в объятиях человека, которого любит, Эстер ответила на его поцелуй, раскрыв свои губы, позволив его языку сплестись с ее языком. Она чувствовала, как наливаются ее груди, прижимаясь к его твердой груди, и испытывала неизъяснимое блаженство.
Благоразумие начало возвращаться к ней, лишь когда его поцелуи стали требовательнее, тело напряглось, а из горла вырвался стон нарастающего желания. Все было прекрасно, пока она разрешала ему только целовать себя. Но если бы дело пошло дальше, она никогда не простила бы себе этого!
Эстер попыталась оттолкнуть его, не обращая внимания на боль и полная решимости оградить себя от реальной опасности, которую представлял теперь Гордридж. На мгновение он напрягся, застигнутый, по-видимому, врасплох неожиданной сменой ее настроения, а потом его поцелуи возобновились с новой энергией.
— Нет, Филип. Нет! — простонала она, отворачивая лицо. — Я не позволю тебе!
— Но ты же хочешь этого так же, как и я! — воскликнул Гордридж.
— Нет, я не хочу! Не хочу!
Ей удалось каким-то образом выскользнуть из кольца его объятий, но при этом она опять потеряла равновесие и в конце концов позорно шлепнулась в воду. Встряска оказалась в точности такой, какой Эстер опасалась, и несколько секунд она лежала без движения, дожидаясь, когда боль утихнет.
На этот раз Филип не помог ей. Наоборот, прежде чем она успела восстановить дыхание, он опустился в воду рядом с ней, а его руки прижали ее к шероховатому коралловому дну, не причиняя боли, но и не позволяя пошевелиться. Она уставилась на него широко открытыми глазами, не в силах поверить, что он воспользуется таким явным преимуществом. Голубые глаза Филипа стали совсем темными, дыхание — прерывистым, тело — горячим, в лице появилась решимость.
Волосы Эстер всплыли темным облаком в воде, но она не сознавала, как красиво они обрамляют ее лицо, насколько неотразима она сейчас, когда морская волна, как на подушках, поддерживает ее, делая похожей на обольстительную сирену. Филип не мог оторвать от нее взгляда, его лицо медленно надвигалось на нее, а она по-прежнему не могла пошевелиться — и не только потому, что ее не пускали его руки.
Глаза Эстер были прикованы к его рту. Ее губы приоткрылись в ответ, когда Филип страстно прикоснулся к ним, вызывая в каждой клеточке ее тела оглушающее, болезненное возбуждение. Его руки скользнули по ее стройным ногам, бедрам, по плоскому животу, с мучительной медлительностью подкрадываясь к болезненным припухлостям грудей. Эстер коротко вздохнула от удовольствия, когда его руки наконец обхватили их, а пальцы дотронулись до затвердевших, чувствительных сосков. Океан нежными волнами омывал их обоих, делая ситуацию невероятно чувственной.
Поцелуи Филипа становились все требовательнее, но Эстер теперь и не думала отстраняться. Ее капитуляция была полной. Пусть этот человек никогда не полюбит ее, все-таки это лучше, чем ничего. Ей будет о чем вспоминать долгими зимними вечерами в Лондоне. И этих воспоминаний у нее не отнимет никто!
Свободно и жадно она отдавалась на его волю, отбросив всякое смущение, забыв о своей наготе. Ей казалось, что она находится в другом мире, в мире ощущений, превосходящих все земные чувства. Очень легко было вообразить, что они одни на этом острове и так будет всегда.