Игра страсти
Шрифт:
Как ни в чем не бывало Стелла поднялась со словами:
— Вороная лишь одна из тысяч теннесийских прогулочных и американских верховых лошадей, которые подвергаются такому тренингу. Федеральных инспекторов всего два десятка. Вряд ли они сумеют осмотреть всех лошадей!
— Неужели вы хотите нарушить закон?
— Какой еще закон? Закон о защите лошадей был принят людьми, которые ничего не знают о Юге, ничего не смыслят в наших теннесийских прогулочных лошадях. Они до сих пор не могут понять разницу между смазыванием мазью для вызывания язв и смазыванием лечебной мазью, между подкладками и грузами, и поэтому хотят запретить все! — Стелла
— А что, если все эти разговоры насчет «сути» лошади всего лишь миф, удобная отговорка для оправдания методов тренировки, которые позволяют животному конкурировать с другими породами, более одаренными от природы? — спросил Фабиан, поглаживая лошадь по крупу. — Не обращаетесь ли вы с этими лошадьми приблизительно так, как обращались плантаторы-южане со своими рабами?
Сорвав перчатки, Стелла швырнула их в угол.
— Что за чушь! — заявила она решительно. — Наши лошади — результат тщательного отбора, и наши методы тренировки выявляют унаследованные генетические характеристики, которые, как было научно доказано, существуют. Закон о защите лошадей грозит исчезновению этих южных пород, приведет к уничтожению целой индустрии. Сотни тысяч человек, которые любят, выращивают, торгуют и показывают на выставках этих лошадей — целый пласт жизни, — все это исчезнет.
Девушка принялась освобождать Вороную от пут, связывавших ее.
— Во всяком случае, — продолжала она, недобро посмотрев на Фабиана, — согласно этому Закону о защите лошадей, который вам так дорог, еще никого не осудили за причинение язв и надевание «башмаков», и, как мне кажется, вряд ли осудят. — Стелла простодушно улыбнулась.
Почувствовав свободу, Вороная принялась грызть удила и потягиваться. Фабиан продолжал молчать, и девушка небрежным тоном заметила, что после Национальной выставки поедет учиться в колледж в Кентукки. Это единственное в стране учебное заведение, где студентам разрешают специализироваться по выездке и ведению конного хозяйства. Она желает изучать новые методы тренировки теннесийских прогулочных лошадей.
В ее манере разговаривать проявились ум и решительность, привлекшие внимание Фабиана. В то же время он убедился, что ему не удалось нарушить ее душевный покой, что если не решиться на смелый поступок до конца лета, то придется уступить новому призванию Стеллы. Она отказалась от его приглашения прийти в гости к нему в дом на колесах и противилась другим его попыткам завести более близкие отношения. Ее упрямство подзадоривало его, ему не терпелось узнать, нет ли у нее связи с каким-то другим мужчиной. Сила воображения все больше влекла его к конюшне, где она работала. Фабиан ломал голову над тем, как подступиться к Стелле. Малейшие детали ее поведения, ее привычки, события ее повседневной жизни — все это интересовало его. Он пытался найти в ней слабину, какой-то изъян в ее неприступности. Но тщетно. Ее способность сочетать любовь к Вороной с причинением животному боли от тренировок лишь делало ее еще более таинственной.
Ему пришло в голову, что простой акт обладания, потеря ею девственности, означал бы для Стеллы меньше, чем память о его ожидании. Прежде чем он сможет овладеть ею, она должна вообразить себя партнершей, готовой к участию в акте, должна подготовить путь к тому, чтобы сдаться. Как только это произойдет, он сможет овладеть ею в любое время.
Таким образом, если он этого захочет, то в будущем сможет вернуться к ней в качестве необъявленного любовника и овладеть ею, уже больше не девушкой, а женщиной, возможно, уже обрученной или даже замужней. И в тот день, как надеялся Фабиан, он получит свою награду в той валюте, которую отчеканит ее память — для него и ни для кого больше.
Однажды утром, когда Стелла привязывала на конюшне цепи к передним ногам лошади, Фабиан наклонился, чтобы помочь ей, и коснулся головой ее волос.
В этот момент из-за стойла неожиданно вышел конюх, старый негр, и едва не наткнулся на них. Дверь конюшни хлопнула слишком поздно, и Фабиан, вздрогнув, поспешно отодвинулся. Ему было неприятно оттого, что их застали врасплох.
Ни слова не говоря, конюх посмотрел сначала на Фабиана, затем на Стеллу, на мгновение задержав внимание на ней. Стелла выдержала его взгляд. Фабиан, находившийся рядом с девушкой, понял, что что-то произошло. Пространство между конюхом-негром и Стеллой вдруг оказалось пронизанным страхом. Возникшая напряженность разрядилась так же внезапно. Потупив взгляд, старик сделал вид, что не нашел того, что искал, и вышел. После того как дверь за ним закрылась, Стелла, придя в себя, вновь со спокойным видом занялась лошадью и грузами. Но на Фабиана она даже не взглянула.
В конце дня, лежа в своем алькове, Фабиан вновь и вновь проигрывал в памяти сцену со Стеллой и старым негром. И тут ему стали понятны некоторые странности в поведении девушки. Он вспомнил ее неловкость в присутствии группы темнокожих подростков, которые смотрели из-за забора за тем, как она объезжает кобылу, ее признание в любви к Югу и ненависть к Северу, где одни лишь гетто, ее преувеличенное стремление выглядеть южной красавицей. И ее нежелание рассказывать о родителях, ее загадочное замечание о том, что они слишком заняты своими новыми семьями, чтобы навестить ее в школе.
На следующий день, после того как Стелла окончила работу на конюшне и собиралась сесть в школьный микроавтобус, чтобы вернуться в спальный корпус, Фабиан предложил подвезти ее. Она улыбнулась, но сказала, что не может поехать с ним.
— Отчего же? — спросил он, выходя из кабины.
— Я уже говорила, — ответила она с хмурой учтивостью. — Вы не мой тип. Во всяком случае, пока. — С этими словами она отвернулась.
— Не ваш тип? — спросил он. — Уж не потому ли, — продолжал он после некоторого колебания, — что я белый?
Словно невидимая рука схватила ее. Круто повернувшись с застывшим выражением на лице, Стелла в упор посмотрела на Фабиана. Лицо девушки окрасил румянец. На фоне внезапно потемневшей кожи глаза ее сверкали как у призрака.
— Не понимаю, — запинаясь, проговорила она, впившись взглядом в Фабиана. — Почему я должна возражать против того, что вы белый?
— Вы знаете, почему, — отозвался Фабиан. Он был убежден, что догадался, в чем дело.
Девушка проглотила слюну, на шее ее пульсировала жилка. По-прежнему упорствуя, она произнесла угрожающе:
— Не знаю.
— Знаете очень хорошо, — возражал он. — Это все оттого, что, хотя все вас принимают за белую, под этой белоснежной кожей, этими белокурыми волосами вы черны, черны, почти как Вороная — кобыла, которую вы так любите. Некоторые могут назвать вас белой негритянкой. В других краях вас сочли бы прекрасной альбиноской. Но вы самая настоящая негритянка, Стелла, такая же темнокожая, как те ваши родители, которых никто не видел, как, думаю, все ваше семейство, как тот старый конюх. И он знает это. Я тоже.