Игра судьбы
Шрифт:
— Милорд, пожалуйста…
Он поднял руку, чтобы заставить мужчину замолчать. Никакие объяснения Божественного равновесия не помогли бы, и поэтому Аид не стал бы пытаться. Смертный посмотрел на Персефону.
— Не жди от нее помощи, смертный. Она не может тебе помочь.
Он мог бы дать ей полную свободу действий в своем мире, но она не могла принимать такие решения.
— Расскажи мне о своей жене, — попросила Персефона.
Брови Аида сошлись на ее вопросе. Он знал, что она бросает
— Как ее звали?
— Эвридика, — сказал он. — Она умерла на следующий день после того, как мы поженились.
— Мне очень жаль. Как она умерла?
Аиду следовало бы пресечь подобную линию разговора. Это только дало бы мужчине надежду.
— Она просто заснула и так и не проснулась.
Аид сглотнул. Он чувствовал боль этого человека, и все же чувство вины все еще тяжело давило на его душу. Что он сделал со своей женой? Почему он чувствовал такую вину из-за ее кончины?
— Ты потерял ее так внезапно.
Голос Персефоны звучал так печально, столько сострадания.
— Мойры оборвали нить ее жизни, — вмешался Аид. — Я не могу вернуть ее к живым, и я не буду торговаться за возвращение душ.
Он заметил, как тонкие пальцы Персефоны сжались в кулак. Попытается ли она ударить его? Эта мысль позабавила его.
— Владыка Аид, пожалуйста… — Орфей поперхнулся. — Я люблю ее.
Его глаза сузились, и он рассмеялся. Он любил ее, да, он чувствовал это, но чувство вины подсказывало ему, что смертный что-то скрывает.
— Возможно, ты и любил ее, смертный, но ты пришел сюда не за ней. Ты пришел за собой. Я не удовлетворю твою просьбу. Харон.
Аид откинулся на спинку своего трона, когда Харон повиновался его приказу, исчезнув вместе с Орфеем. Он вернет этого человека в Верхний Мир, где ему и место, где он будет оплакивать свою потерю, как и другие смертные.
В наступившей тишине Персефона закипела. Он почувствовал, как в ней закипает гнев. Через мгновение он заговорил.
— Хочешь сказать мне, чтобы я сделал исключение.
— Хочешь сказать мне, почему это невозможно, — отрезала она, и губы Аида дрогнули.
— Я не могу сделать исключение для одного человека, Персефона. Ты знаешь, как часто ко мне обращаются с просьбой вернуть души из Подземного мира?
Постоянно.
— Ты едва дал ему что-то сказать. Они были женаты всего один день, Аид.
— Трагично, — сказал он, и так оно и было, но Орфей был не единственным, у кого была такая история. Он не мог тратить время на сочувствие к каждому смертному, чья жизнь сложилась не так, как они ожидали.
— Неужели ты такой бессердечный?
Этот вопрос расстроил его.
— Они не первые, у кого трагичная история любви, Персефона, и, я полагаю, не последние.
—
Ее заявление застало его врасплох. На что она ссылалась?
— Любовь — это эгоистичная причина воскрешать мертвых, — ответил он. Она еще не узнала, что мертвые действительно пользуются благосклонностью.
— А война — нет?
Аид почувствовал, как его взгляд потемнел. Гнев, который вызвали ее слова, пронзил его насквозь.
— Ты говоришь о том, чего не знаешь, богиня.
Сделки, которые он заключил, чтобы вернуть героев военного времени, тяжело давили на него, но решение было принято нелегко, и на него не повлияли боги или богини. Он заглянул в будущее и увидел, что ждет его впереди, если он не согласится. Жертва была той же — душа за душу — бремя, которое он будет нести вечно. Бремя, которое отпечаталось на его коже.
— Расскажи мне, как ты выбирал стороны, Аид, — сказала она.
— Я этого не делал, — процедил он сквозь зубы.
— Точно так же, как ты не предложил Орфею другого варианта. Ты мог бы предложить ему хотя бы взглянуть на его жену, в безопасности и счастливую в Подземном мире.
Он не думал об этом, и в этот момент у него тоже не было времени подумать об этом, потому что заговорила Минфа.
Он забыл, что нимфа все еще была в комнате.
— Как ты смеешь говорить так с лордом Аидом…
— Хватит!
Аид прервал ее и встал. Персефона последовала за ним.
— Мы закончили здесь.
— Мне проводить Персефону? — спросила Минфа.
— Можешь называть ее леди Персефоной, — отрезал он. — И нет. Мы еще не закончили.
Он заметил ее шок лишь на мгновение, прежде чем повернуться лицом к Персефоне. Она не смотрела на него, а смотрела, как уходит Минфа. Он привлек ее внимание, коснувшись пальцами ее подбородка.
— Похоже, у тебя много мнений о том, как я управляю своим королевством.
— Ты не проявил к нему сострадания, — сказала она, и ее голос дрожал.
Сострадание? Неужели она не помнила, как они провели время в саду? Когда он показал ей правду о Подземном мире? Разве не было состраданием использовать его магию, чтобы его души могли жить более мирно?
— Хуже того, ты насмехался над его любовью к жене.
— Я усомнился в его любви, я не насмехался над ней.
— Кто ты такой, чтобы подвергать сомнению любовь?
— Бог, Персефона.
Вина этого человека была не напрасной.
Ее глаза сузились.
— Столько власти, и ты ничего не делаешь с ней, кроме как причинять боль.
Аид вздрогнул. Он ничего не мог с собой поделать; ее слова были подобны ножам.
— Как ты можешь быть таким страстным и не верить в любовь?