Игра теней
Шрифт:
Тринадцатый оказался для них несчастливым. Совсем. Два ствола смотрели ребятам в животы, а пожилой кургузый дядька, добродушно улыбаясь, приставил указательный палец к губам и прошептал: «Тсы-ы-ы…»
Потом притянул к себе тросы, отобрал автоматы, еще раз палец к губам: «И — тихо…»
Одинокий телеремонтник замер на краю крыши, пытаясь понять причину задержки. Он заглядывал вниз: ребята зависли на уровне тринадцатого этажа и дальше двигаться, похоже, не собирались. Он взял мини-рацию, чтобы доложить о внештатной ситуации Первому, и тут заметил тень, уже с полминуты маячившую рядом. Стараясь не показать виду, медленно потянулся за пояс, к пистолету…
— А вот этого, малыш, не надо… Совсем не надо… Это До Бога далеко, до земли — бли-и-изко… Зачем спешить?..
Парень скосил глаза и заметил черный зрачок глушителя.
Мужчина докурил сигарету.
— Все чисто, — доложил вошедший.
Мужчина встал, мельком глянул на болтающихся за окном незадачливых штурмовиков…
— Не нравится мне все это… Говно это, а не фээсэшный спецназ… — продолжил вошедший.
— У всех сейчас трудности, — пожал плечами мужчина. — За неимением гербовой пишут на простой…
В сопровождении двоих он вышел из квартиры, спустился на этаж и подошел к двери Олега Дронова.
Взрыв меня удивил. Он не вписывался ни в какие схемы спецопераций. Или просто в этом «скворечнике» живет «папа» местной «Коза ностры», и ребятишки-ремонтники затеяли с ним разборку. Или — наоборот. Чушь.
Судя по всему, вид у меня озадаченный. Прошло уже минут пять, а никто так и не появился. Ни с гранатометом, ни без. Не сказать, что это меня сильно огорчило…
Но вид у меня действительно сильно озадаченный.
— Ну что скажешь, стратег? — хмыкает Лека.
— Похоже, из нас делают козликов отпущения… В хорошем смысле этого слова.
— А что в нем хорошего?
— У древних евреев существовал такой обычай: в день грехоотпущения одного козла приносили в жертву, другого — изгоняли в пустыню после того, как первосвященник или каждый из народа прикоснется к нему и как бы возложит на него совершенные прегрешения. Как говорится — ничего, что зеленый, зато живой!
— Не… Из меня козел хреновый. Хотя коза отпущения — тоже звучит.
— Ага. Как музыка.
…You are in the army now… Army now… Now… — пропел входной звонок.
«Ты сейчас в армии… Ты в армии… В армии…»
— Дронов, а тебе не кажется, что здешние российские киллеры отменно вежливы? — комментирует Лека уже почти потешаясь. — Странно, что они бумагу с оповещением не прислали — когда прибудут…
В детстве я смотрел фильм: «Звонят — откройте дверь». Содержание, конечно, уже не помню, а вот реакция — осталась. Если звонят — нужно открыть.
Распахиваю дверь сразу и настежь.
— Можно? — вежливо осведомляется мужчина.
Двое застывших по бокам профессионалов позволяют оценить его вежливость вдвойне: этот человек привык входить, когда хочет и куда хочет. Разумеется, исключая Кремль, Мавзолей и пару-тройку учреждений на Старой площади.
Крупный выпуклый лоб, седые жесткие волосы острижены коротко, светлые глаза смотрят внимательно и тяжело. Если ему чего и не хватает, так это толстого шерстяного свитера. Несмотря на жару.
Волк Ларсен. Он же — Князь.
«Картина битвы» сразу прояснилась. М-да… Мы с Лекой были явно лишние на разыгравшемся «празднике жизни»…
— Советская малина собралась на совет, советская малина врагу сказала:
«Нет!» — пропел я с чувством, пропуская в квартиру гостей.
— У вас на сборы — минута, — произнес Князь. М-да… Как сказал бы фельдмаршал Паулюс в Сталинграде: приятно, когда тебя окружают хорошие люди.
Глава 38
Князь вместе с Лекой, Олегом Дроновым и «группой сопровождения» выходит из подъезда. К дверям мгновенно подъезжают два «БМВ» и «мерседес». Мимо, на благопристойной скорости, проходит «вольво», аккуратно объезжает место взрыва и ставшую посередине улицы машину; водитель словно стремится сказать своим поведением: ребята, это ваши разборки, я здесь не участвую и участвовать не хочу… «Ничего не вижу, ничего не слышу, ничего никому не скажу…»
Князь, Дронов и двое сопровождающих садятся в «мерседес», Лека с охранниками по бокам — в первую «Бээмвэшку», во вторую, замыкающую, — только охрана. Машины трогаются одновременно, выезжают на проспект и несутся в сторону Наро-Фоминска. За ними а изрядном расстоянии следует потрепанный «москвичок».
Впрочем, потрепанный он только с виду — под капотом скрыт хорошо отрегулированный мощный мотор. Человек, сидящий за рулем, сосредоточен; он озабочен одновременно и тем, чтобы не упустить кавалькаду, и тем, чтобы не засветиться самому, при этом внимательно наблюдает за дорогой сзади на предмет хвоста. Впрочем, Макбейн проверился еще до начала движения. Не забыл обследовать автомобиль на наличие «жучков», «маячков» и прочего хлама. Радиостанцию вместе с приемником он попросту выдрал и бросил в кусты — несмотря на все требования «первого» к «четвертому» ответить… А вообще Мака не оставляло ощущение, что все происшедшее — никакая не спецоперация, а ловко обставленная инсценировка: спецподразделения так бездарно не работают! Впрочем, накладки случаются везде, а у русских последнее время только и было, что перестройка, перетряска и переименование собственных спецслужб, и профи долгое время «играли в куклы» при политиках. Одни для того, чтобы остаться на службе, другие — потому, что службистами были только по званию и ничего другого, кроме как подыгрывать, просто не умели…
Выехали за кольцевую. Скорость увеличилась, и Макбейн с уважением подумал о механиках, сумевших так отладить движок у этой хлипкой развалюхи… Ему вдруг представилось, что этот автомобиль вполне может символизировать теперешнюю Россию — потрепанный, вроде замордованный «москвичек» с мощным, прекрасно отлаженным форсированным двигателем…
К черту обобщения! С кем поведешься, от того и наберешься. Эти русские склонны к философским обобщениям даже там, где просто нужно руки приложить.
Макбейн вспомнил, как рассуждал в поезде пьяный интеллигент о связи дощатых туалетов и истории страны, обращаясь к нему, Макбейну, как к представителю немецкой культуры и, следовательно, арбитру и эксперту… Спивающийся велеречивый идиот…