Игра в 21
Шрифт:
Из горбушки её получился круг.
Пробежала по морю дорожкою,
Ночь погладила белой ладошкою.
А в ответ звёздной млечной дорогою,
Мокрый лоб луны ночь потрогала.
До утра они стали озорничать,
А потом ушли вместе рассвет встречать.
~ * ~
Разбуянился
полуночный шторм.
Ветер
у высоких волн.
Море берег бьёт,
злится, бесится,
языки свои
тянет к месяцу.
И утробою
водной зарычав,
тянет камни вглубь,
чтоб удар крепчал.
Но волну разбив
вновь о скалы вдрызг,
поднимает шквал
миллиарды брызг.
А на дикий вальс
ветра и воды
смотрит белый глаз
Северной звезды.
Последняя неделя лета
Уже дожди напились силой.
Уже пришли в движенье тучи.
И ожидает жертв уныло
осенних дней песок зыбучий
Мы попрощаемся с друзьями
и скоро обо всём забудем.
Переливаясь пузырями,
нас окружат дела и люди.
И снова в сердце грусть таится.
И все вопросы без ответа.
Она уже не повторится,
она вздохнёт и растворится –
последняя неделя лета.
Ещё нам шелестят деревья,
играя с ветром втихомолку.
И солнце днём ещё нас греет.
Но это всё уже без толку.
Ведь скоро мы напьёмся ливней
до водяных, до мокрых стелек.
И прислонившись к батарее,
в окно уставимся как в телек.
Но пусть осталось так немного
для каждого тепла и света.
Она тебя не судит строго,
она проводит до порога –
последняя неделя лета.
~ * ~
А город растерян, а город потерян,
Он опустошён, он ни в чём не уверен.
Ему осень тихо ложится на плечи,
И что-то негромко и вкрадчиво шепчет…
И он застывает, и он остывает.
К ногам пожелтевшее лето бросает.
Он бег усмиряет, и смотрит устало
На то, что осталось, на то, что отстало.
Он очень устал, он почти засыпает,
Он пледом листвы сам себя засыпает.
Он так утомлен летним солнцем и зноем…
Сейчас он уснёт, а проснётся весною.
Но ветер вдруг взмахом невидимой кисти
С земли поднимает шуршащие листья.
И листья взлетают, и кружат, и кружат
Над солнцем, плывущим куда-то по лужам.
А дождь вниз протянет звенящие пальцы,
И листья нырнут, станут в лужах купаться.
А тот заиграет на бубнах и альте,
И город проявится в мокром асфальте.
Он вырастет вниз, и поднимется к тучам,
Он плечи расправит, вновь станет могучим.
И станет свободным, и станет просторным,
И дерзким как прежде, как прежде задорным.
И смысл бытия станет городу ясен:
Он вечно живой, и он вечно прекрасен!
И это не сон, это не наважденье,
И это не смерть – это перерожденье!
Себе подмигнёт отражением окон,
И свет по воде заструится потоком.
Он ночью дождливою соткан из света.
Он сам себе солнце, он сам себе лето.
Московская осень
Московская осень
чудна и прекрасна!
Она бабьелетна,
она древокрасна.
Она шуршелистна,
она желтокучна.
Она синенебна,
она сизотучна.
Она брызголужна,
она краскосочна.
Она дождекапна,
она тёмноночна.
Она мокронога,
она носохладна.
Так всем нам и надо!
И пусть! Вот и ладно!
Холода
Закружило, запуржило –
наступили холода.
Всё остыло, всё застыло,
всё в сугробах, всё во льдах.
Облетело, побелело,
что горело на ветвях.
Что успело – улетело,
убежало второпях.
Гололедица местами,
а местами – гололёд.
Всё вокруг устало встало,
даже время не идёт.
На дорогах и тропинках
бесконечный белый снег.
Опускаются снежинки
на ресницы спящих рек.
Реки, вытянув ручищи,
успокоились, стоят.
Ветер свищет, ветер рыщет,
ищет тех, кто слабоват.
Завернулось солнце в тучи
и весну уныло ждёт.
Редко одинокий лучик
вниз случайно упадёт.
Все завыли, все забыли,
что зима не навсегда.
Не спросили, наступили,
окружили холода.
Ненастье
Непонятно – зима, не зима…
Всё укутано в белую жижу.
Плачут окна, и мокнут дома.