Игра в безумие
Шрифт:
– Там никого нет.
– Нет. Очень холодно.
– Но они там были.
– Ты сегодня не гуляла?
– За мной следили. Весь день. Два шпиона, так и расхаживали взад-вперед, все хотели попасть внутрь. Через балкон.
– Она слабо взмахнула рукой.
– Я все время начеку, но не могу больше. Нужно же и поспать.
– В самом деле.
– Хочу, чтобы убрали балкон. Пусть его снесут. Тогда я буду в безопасности.
Возражать ей было бесполезно, он знал это по долгому опыту. Так что предпочел промолчать. Жена непрерывно сплетала пальцы -
– Ты мне что-нибудь принес?
Хартфорд достал из пакета полукилограммовую плитку шоколада. Отломив кусок, лна жадно его проглотила.
– Меня хотят уморить голодом. С утра я ничего не ела, и не говори, что я лгу, это неправда.
– Подняла руку к глазам, словно боялась, что он её ударит.
– Мне не нравится здесь, хочу вернуться в Бейли.
В Бейли они жили до катастрофы.
– Посмотрим, что можно сделать.
– Что?
– Я сказал, посмотрим. Мы к этому ещё вернемся.
– Он знал, что через полчаса она забудет все, о чем шла речь.
– Они захотят помешать, но у меня уже есть план. И неплохой. Рассказать? Ты не слушаешь?
– Слушаю.
– Ничего я тебе не скажу. У меня тут есть помощница. Прекрасная помощница. По крайней мере, мне кажется. У неё только один недостаток, и он меня беспокоит. Видимо, прогневала Бога, и он её отметил. Знаешь, как наказал её Бог?
– Жена придвинулась так близко, что на лицо ему попали капли слюны.
– Превратил в негритянку.
Хартфорд взглянул на часы. Восемь лет назад она везла их десятилетнюю дочь Еву на утренник, выехала на главную дорогу, не посмотрев, нет ли машин, и врезалась в автобус. Эллен тяжело пострадала. Только гораздо позднее ей решились сказать, что Ева в катастрофе погибла. Вернувшись из больницы, жена никак не могла справиться с простейшими домашними делами, но только через полгода стало ясно, как серьезно пострадал её мозг. Эти полгода она провела дома под присмотром сиделки, но, когда подожгла дом, пришлось поместить её в больницу.
Хартфорд любил говорить, что нужно смириться с фактами, но для неё это означало - смириться с жизнью в больнице. Иногда она вела себя вполне разумно, но в такие вечера, как этот, приходилось честно признать, что никогда уже отсюда не выйдет. Может быть, теперь он уже и не хотел, чтобы она вернулась домой.
Набив рот шоколадом, жена что-то сказала.
– Что-что?
– Ты меня обманул. Продал наш дом в Бейли и нашел квартиру. Продал, потому что хочешь оставить меня здесь, не так ли?
Так продлится ещё с полчаса. Он всегда проводил с ней час, посещая три раза в неделю. Ничего уже к ней не испытывал, только иногда представлял, какова бы была сейчас Ева в свои восемнадцать лет, останься она в живых.
В июне в Англию приехала старшая сестра Анны-Мари Натали, собрала её платья и другие вещи, чтобы отвезти во Францию. Говорила с Плендером, на которого произвела впечатление её убежденность в том, что сестра не пошла бы ни на что, не сообщив своей семье. Они были католиками, Анна-Мари обожала отца, любила сестру и, хотя Натали признавала, что сестра была довольно легкомысленна и иногда делала глупости, но не верила, что могла ничего им не сообщить.
Плендер рассказал Харли, на которого это не произвело впечатления. Что ещё они могли предпринять? Все, что можно, уже сделано. Разослали запросы, имя девушки и описание пошли в розыск.
Сержант расчесал пальцами кучерявые черные волосы. Он был серьезным молодым человеком, и эта история его беспокоила.
– Может, с ней все-таки что-то случилось.
– Возможно. Вероятно, виновата она в этом сама. И что дальше?
– Речь идет о двух исчезновениях, инспектор. Не могу избавиться от мысли, что они как-то связаны. И о другой девушке мы тоже ничего не знаем.
Но через два дня они про неё узнали, притом по телефону от квартирной хозяйки миссис Рэнсом. Джоан Браун вдруг появилась, зашла спросить, свободна ли ещё её комната. Миссис Рэнсом сказала, что её ищут полицейские, и Джоан Браун сама пришла в участок.
Принял её Плендер. Было ей лет двадцать пять, может, чуть больше, приземистая, нескладная и непривлекательная. Не лучшая кандидатка в жертвы сексуального преступления, пришлось признать Плендеру. Ей он сказал, что доставила им уйму хлопот.
– Не понимаю. Что я сделала?
– Я не говорю, что вы что-то сделали, но все равно доставили нам немало хлопот. И не только нам. Тут был мистер Дарлинг, ваш начальник. Сказал, что вы ушли без предупреждения, и все такое... Это так?
– Да, пожалуй.
– Это было неразумно с вашей стороны. Почему вы это сделали?
– Он старый скряга. Платил гроши. Да и вообще там нечего было делать, бизнес шел плохо. Я была сыта по горло.
– Значит, вы ушли от него, сложили вещи и уехали. Почему?
– Не знаю, какое вам дело...
– Вы поругались с парнем?
– Мне захотелось отдохнуть.
– Куда вы направились?
Пауза.
– Домой. В Кайли. Это за Менсфилдом. В Ноттингемшире.
– И она монотонно повторила: - Отдохнуть. Все это меня доконало.
– Просто так, ни с того, ни с сего решили отдохнуть?
– Плендер умел разговаривать с женщинами, но Джоан Браун оказалась твердым орешком.
– А почему вы вернулись?
– Полагаю, что все равно, живет человек в Роули или где-то еще.
– Вернетесь на прежнюю работу?
– Вряд ли. Я же вам говорила, там тоска и заработок ни к черту. Поишу чего-нибудь.
– Вы знаете Анну-Мари Дюпон? Вот ее?
– Он показал фотографию. Ему показалось, Джоан Браун думает о чем-то другом, наверняка о каком-то молодом человеке, и решил, что из-за него она и покинула Роули.
Глаза его машинально отметили: руки без колец, красивые, но неухоженные, потертая сумка, но, похоже, кожаная, не из заменителя. Ее странный вид он приписал религиозному фанатизму по неясной ассоциации с девушкой, которую знал когда-то. Та была членом секты "Свидетели Иеговы". И спросил: