Игра в детектив
Шрифт:
– Понравилось, – хихикнул Гарик.
– Ох, Полина! – прогромыхал Тугаринский. – Так это, оказывается, ты шлёпнула нашего Щукина?
Ковец недовольно вскинулся:
– Борис Соломонович!
– Секундочку, – спросил Балабанов Полину, – а зачем вы это сделали?
– Не знаю. Просто так. Он в ресторане всё хотел со мной выпить, вот я подумала…
– Ну, это понятно, – Балабанов потряс своим блокнотиком, – но вот вы говорите, что потом у бассейна был серьёзный скандал с Щукиным. Это же не на пустом месте? С чего он начался? Может быть, Щукин был недоволен кем-то конкретно?
Все замялись, как будто не зная с чего лучше начать. И тут за всех ответил Тугаринский:
– Да
– А потом он упал в бассейн, – закончил за шефа Гарик.
– Может быть, он захлебнулся в бассейне? – предположил Балабанов. – Всё-таки пьяный человек. Ничего не соображает.
– В бассейн он упал по моей инициативе, – немедленно возмутился Боря, – и только для того, чтобы прийти в себя. Так что, выбрось это из головы!
– Значит, когда Щукина усаживали в шезлонг за бассейном, он был жив, а когда о нём вспомнили через некоторое время, он был уже мёртв?
– Он был не просто мёртв. Он был убит.
Последнее высказывание удалось Боре Тугаринскому на славу и получилось каким-то зловещим.
– Ну что ж, не буду вас больше утомлять, – произнёс Виктор Андреевич со вздохом. – Давайте только кое-что уточним. Значит, Щукин ещё жив и бармен отводит его в шезлонг за бассейном. Через некоторое время, появляетесь вы, Альберт Сергеевич, и вы, Эльвира.
Ковец кивнул.
Балабанов продолжил.
– Ещё через некоторое время Константин уходит с палубы за шалью по просьбе Альберта Сергеевича. Потом Аркадию Дмитриевичу становиться плохо и он отходит к борту корабля, туда, где потемней…
– Да уж, братец, тебе было так чудненько, что ты пол Эгейского моря заблевал! – хохотнул Тугаринский.
– Боря!… В самом деле!… – недовольно проворчал Федосюк, сжимая пальцами виски. Он почти не принимал участия в разговоре по причине страшной головной боли.
– Молчу уж.
– Дальше. Навстречу Аркадию Дмитриевичу, – ещё раз терпеливо продолжил Балабанов, – попадается неизвестный Павел, который почему-то решил передвинуться поближе. Чуть позже возвращается Константин, и почти сразу после этого уходите спать вы, Борис Соломонович. Вместе с Викой. А за вами и Аркадий Дмитриевич с Леной. Так?
– Ну уж нет! – возмутился Гарик. – Это не Аркадий Дмитриевич с Леной, а как раз наоборот, Лена с Аркадием Дмитриевичем ушла.
– Хорошо. Ну и, наконец, Полина идет будить Щукина и обнаруживает, что он убит… Да, невесёлая получается картина.
– А главное, ни хрена не понятно! – огорчился Тугаринский.
Балабанов со вздохом захлопнул свой блокнот. Он подумал, что уж лучше ни хрена не понимать, чем прийти неожиданно к выводу, что убить Щукина мог каждый из присутствующих без исключения. Во всяком случае, возможность уединиться для этого была у всех, а алиби – зуб на отсечение! – нет ни у кого. Но ведь это абсурд. Так быть не должно! А тут ещё этот танцор Павел, который прячется и следит за всеми. Не ради же танцев?
3. История с неизвестным
(ВСЁ ЕЩЁ ЭГЕЙСКОЕ МОРЕ)
Если не вдаваться в утомительные подробности и не разводить, как выражается полковник Разговоров, антимонии, то вся романтика морских путешествий заключается в двух словах: волны и ветер. Человека впечатлительного они захватывают, как сказки захватывают детей, и остаются с ним навсегда. Время от времени они дают о себе знать, вызывая сладкие грёзы о дальних морских путешествиях или тоскливые воспоминания о несбывшихся мечтах, сдобренные, словно булка марципаном, робкой надеждой. Что делать, люди чрезвычайно сентиментальны! Притом, как правило, они больше склонны сентиментальничать, чем что-либо делать. К примеру, если спросить любого попавшегося вам навстречу человека: «Гражданин, простите за любопытство, как бы вам понравились Карибские острова?», можно биться об заклад, что девять из десяти на это только усмехнутся, мол Карибы они, конечно, ничего себе, но что мы там забыли? Песок, море и джин с тоником? Так для этого совершенно необязательно отправляться так далеко… Вытекает из людей романтика, как вода из испорченного крана, с самого детства вытекает и становится человек тяжёлым на подъём и скучным. Он способен всю свою жизнь прожить в одном городе, ни о чём не задумываясь, а волны и ветер будут навевать на него тоску. Хотя, может быть, и не очень часто.
Так, несколько сумрачно и отрешённо, думал молодой повеса Паша Исаев, стоя на открытой кормовой площадке палубы «Променад». Облокотившись о перила, он задумчиво смотрел на пенистый след, остающийся после «России» в водах Эгейского моря. Он не был лишён романтических порывов, и его не обходила стороной поэзия волн и ветра, да и в жизни происходило достаточно того, что считается приключениями. Может быть, не всегда приятными, но приключениями. Так что, тоска обычно не успевала подниматься из глубин души, и до последнего времени Паше Исаеву даже не приходило в голову жаловаться на свою жизнь. Однако несколько прошедших дней с лихвой восполнили этот недостаток. И Паша был уверен, что это только начало.
Что и говорить, положение складывалось тяжёлое. Кое-что, конечно, уже удалось предпринять. Но теперь надо было каким-то образом решить вопрос с капитаном. И побыстрее, пока ещё оставалось время до прибытия в Пирей… Решать-то надо было, никто не спорит, но Исаеву с самого утра никак не удавалось сосредоточиться. Прямо наваждение! Сначала он понял, что в закупоренной маленькой каюте больше находиться не может. Придя к такому выводу, он отправился в художественный салон, где были развешаны какие-то до бездарности аккуратные картины и разложены совсем уж идиотские сувениры. Он побродил там в относительной тишине, но мысли всё равно не хотели фокусироваться и принимать осязаемый вид. В связи с этим спустя полчаса Исаев перебрался в бар «Вернисаж» по соседству, но там сосредоточиться было ещё труднее, хотя музыка играла приглушенно, а посетителей оказалось мало. Видимо, бар не располагает к логическим умозаключениям, более сложным чем: «Мадам, что будете пить? – Мартини. – Бармен, мартини, пожалуйста». Потеряв ещё полчаса на тупое созерцание сквозь свой бокал с джин-тоником полнеющей блондинки по соседству, Исаев не выдержал. Допив остатки уже тёплого напитка, он сбежал на кормовую площадку за рестораном «Москва», в надежде, что хоть там сможет приступить к делу, но, завороженный плавным движением корабля и пенящейся за бортом водой, был отвлечён размышлениями о ветре и волнах.
Неизвестно, как долго всё это продолжалось бы дальше, если бы за спиной Паши не послышались вдруг аккуратные шаги. Исаев нехотя обернулся и даже не удивился, когда обнаружил Полину.
– Привет, – сказала она. – А что ты здесь делаешь?
– Прячусь, но ты опять меня нашла.
– Да я и не искала. Просто мы обедали в ресторане, и я увидела, как ты прошёл мимо. Между прочим, у тебя был очень мрачный вид.
– У меня всегда мрачный вид, когда я не могу сосредоточиться… Как дела?