Игра в Джарт
Шрифт:
Золотой потянулся к переносице, чтобы поправить несуществующие очки, отдернул руку, выругался.
– У дальнего мыса, за портом, нас будет ждать лодка. Возвращаться в город было бы… неразумно.
Алый кивнул. Полгода назад другой гастат в алом плаще не снес насмешек горожан и зарубил какого-то зеленщика. Городские власти пригрозили, что закроют порт для кораблей Ордена, если подобное повторится.
– Все же, – решительно сказал он, – я хотел бы вернуться и поговорить с ним.
– Поговорить с ним? О чем? – удивился Белый.
– Почему избрал он такую никчемную жизнь? Что держит его в этом паршивом,
– Кому это интересно? – изумленно вздернул брови Золотой, – Он должен возвратиться в Орден, вот и все.
– Но ведь мы не можем вернуть его – силой. Прошло девять лет с тех пор, как он…
– Двенадцать, – поправил его Белый, – Ну… раз так, может, и стоит… спросить у него. Поднимайся, Хорхе, старый крот, да держись за меня, пока не слезем с распроклятого холма…
– Лучше я пойду один, – сказал Алый.
– Умно. Солдат ребенка не обидит, – помедлив, сказал Белый, и в этот раз они с Золотым загоготали на пару.
– Об этом я и говорю, – без тени смущения отозвался Алый, – он меня не знает, да и, в любом случае, не опустится до поединка с кем-то в алом плаще.
– В алом ты туда не пойдешь, – отрезал Золотой, и потянулся к вещевому мешку.
Алый снова кивнул – гусей дразнить не стоило. Он вытряхнул содержимое своего мешка на землю, и развернул килт, который всегда возил с собой, пробормотав:
– Вот уж не думал, что пригодится…
– Ну, дела-а-а, – протянул Белый, а Золотой, лучше знакомый с обычаями других народов, встал, пошатываясь будто с похмелья, и помог Алому переодеться.
Покончив с этим, Алый сунул за пояс дубинку, пристегнул кинжал и спорран. Тронул рукоять лабриса.
– Не дури, – сказал Золотой.
– Разве что прицепишь его под юбку, – хохотнул Белый.
– Что ж, – сказал Алый, – я найму лодку в порту, когда…
– Мы подождем тебя здесь. До полудня, – сказал Золотой.
– Но не лучше ли вам вернуться на корабль?
– Подождем, – сказал Белый, и, охлопав один из камней как коня или собаку, добавил, – Здесь, в хорошей компании. Если не вернешься, пойдем за тобой, и эта скотина точно нас угробит, так что…
– Будь благоразумен, – закончил Золотой.
Они обнялись, и Алый, более не мешкая, спустился с холма, и направился к городским воротам.
– Толковый мальчишка. Далеко пойдет, – задумчиво глядя ему вслед, сказал Белый, – Это же надо додуматься – поговорить с ним!
– Было бы куда идти, – отозвался Золотой, – Орден в упадке, и если Астерий не вернется…
– Да пошел он! – сказал Белый, осторожно ощупывая шишку на темени, – Нет, какая же все-таки скотина!..
2
Миновав городские ворота, Алый замедлил шаг – по смешной и несколько унизительной причине. Он понятия не имел, как оказался на проклятом холме, в какой стороне находится проклятый порт, и где искать проклятый трактир.
Город, который знал он хуже, чем скверно, напоминал лабиринт, хоть и незатейливый: хаотично расположенные улочки, все – разной ширины, стекались к площадям разновысокими ступенями-лесенками, и, несмотря на то, что уже почти стемнело, город заполняла пестрая толпа. Сновали торговцы. Шествовали с постным видом пилигримы – прибывшие с востока, и отбывающие на восток. Распутные, кичливые храмовники, сопровождаемые невольниками-сарацинами, вызывали у горожан почти столько же приязни, сколько рыцари Быка и Чаши. Какие-то оборванцы, обнявшись, орали похабную песню, как пьяные матросы (возможно, это и были пьяные матросы), а он – он пробирался сквозь толпу с необыкновенной легкостью, и не только потому, что не вздел доспеха и не взял оружия.
До него никому не было дела. Никто не смотрел на него с ненавистью и не отводил со страхом глаз. Никто не плевал ему вслед. Его даже толкнули! Он и припомнить бы не смог, когда в последний раз его вот так же задевали плечом, выругавшись или извинившись мимоходом – и только.
Он почувствовал бы себя призраком – невидимым, свободным – если бы не зверский голод. Подозвав милашку, торгующую вразнос зеленью и фруктами, он купил пучок водяного салата и еще аженских слив, тех самых, что причинили столько бед во время последнего похода (на ветках они казались совсем спелыми). Милашка глядела на него без всякого испуга, кокетливо прикусив пухленькую нижнюю губу, и он вспомнил, как братья болтали, что цветочницы и зеленщицы оказывают услуги и иного рода. Но это нельзя было даже назвать соблазном. Он бросил ей монетку, и легким шагом направился дальше, вгрызаясь в сливу (на этот раз действительно спелую), и радостно глазея по сторонам, словно сбежавший с уроков школяр.
Дорогу он не спрашивал – сперва не желал привлекать к себе внимание, а после и нужда отпала. Сквозь арку одного из домов он вдруг увидел море, мачты кораблей, прибрежную крепость, и понял, что отыскать порт большого труда не составит.
Спустившись, а, вернее, протиснувшись по улочке шириной не больше локтя, он вышел к порту, и, поплутав недолго среди складов, остановился у «Лепестка ветра», прислушиваясь, по въевшейся до костей солдатской привычке.
На этот раз никакого странного пения он не услышал. Из трактира доносился равномерный глуховатый гул – словно шум волн из большой морской раковины, поднесенной к уху.
Ну, как же. Сидят, пьют и разговаривают. Они делали это веками, – с усмешкой подумал Алый, и толкнул тяжелую дверь.
Запах жареной рыбы, чеснока и кислого вина почти свалил его с ног. Жара стояла, как в аду, на столах горели воткнутые в бутылки свечи, на стенах коптили лампы. Трактир был битком набит, но он легко отыскал взглядом Астерия – тот возвышался над толпой как сторожевая башня. Тауран как раз шел по залу, с немалой ловкостью удерживая на руке три тарелки. Обернувшись на звон дверного колокольчика, окинул Алого быстрым взглядом, и улыбнулся. Зубы у него были белые, крепкие, как у хищного зверя, а улыбка – такого рода, что рыцарю страстно захотелось увидеть зубы эти рассыпанными по полу.
Астерий кивнул на дальний угол зала, и, повинуясь его знаку, Алый прошел к большому, хорошо сбитому бочонку, заменяющему, как видно стол. Не успел он еще опуститься на лавку, а к нему устремились, словно две молодые акулы, те мальчишки, которых он видел утром, и уставили бочонок самой разнообразной снедью.
Были там и аральские колбасы, и осьминоги, запеченные с овощами, и овечий сыр, вонявший как несчастье, и местное вино – желтое как топаз, нежное как поцелуй и сбивающее с ног, как хороший удар с правой.