Игра в марблс
Шрифт:
– Привет, я Сабрина Боггс. – О встрече с Микки я договорилась, как только закончила разговор с мамой. Для меня милостиво согласились «найти время», хотя, оглядывая пустую приемную, я сомневаюсь, так ли уж трудно было это время «найти».
– Здравствуйте, – любезно улыбается секретарша. – Садитесь, пожалуйста, как только он освободится, сразу позовет.
Место для ожидания отведено под окном с морозным узором, где стоит кулер и растение в горшке, листья словно восковые. Включено радио, чтобы рассеять обычную для приемных неловкую тишину, опять говорят о полном солнечном затмении, о котором всю неделю только и было речи и в новостях, и в ток-шоу: что и где можно увидеть, как нельзя смотреть на солнце, куда поехать,
– Кемпинг – это не для меня, – сказала я Эйдану, когда он на прошлой неделе излагал мне свой план.
– То есть там ты себя не чувствуешь счастливой, – уточнил он, присматриваясь ко мне. Он все время присматривается, но я притворилась, будто этого не замечаю, и продолжала паковать мальчикам школьные завтраки. Фраза мужа меня задела, но я не хотела это обнаруживать. Посчитала мысленно до пяти – масло, ветчина, сыр, хлеб, бутерброд. Следующий. Он все еще следил за мной в тот момент, когда я запихивала в коробки последние изюминки.
– Это естественный феномен, – сказал по радио какой-то ученый. – В ряде древних и даже в некоторых современных культурах солнечное затмение приписывается сверхъестественным причинам или считается дурным предзнаменованием. Оно пугало людей, не знали, как объяснить с астрономической точки зрения, почему солнце вдруг исчезает среди дня и небо стремительно темнеет.
– Я в это верю, – внезапно донесся из-за бронированного стекла голос Эми. – У меня был дружок, который совсем ума лишался в полнолуние. – Она покрутила пальцем у виска. – Запирал меня в шкаф, туфли выбрасывал в туалет. Обвинял меня, будто я то сказала и это, когда я даже рта не раскрывала. Или что я куда-то спрятала вещи, про которые даже не знала, что у него такие есть. Типа: «Ми, куда ты дела мои шахматы?» А я: «Какие еще шахматы?» И я терпеть не могла, как он называл меня вместо «Эми» «Ми», а еще «Мы», как будто не хотел признавать меня отдельно от себя. Жуть, да? Останься я с ним, он бы убил меня, как ту крысу. – Она поглядела на меня и пояснила: – Он ее три дня в подвале пытал.
Я представила себе, как крысу пытают водой.
– Такие дни меня здорово пугают. С людьми общаться – жуть. Вы себе не представляете, кто только нам не звонит. Фрики. А слово «лунатики» – оно же от луны происходит, вы в курсе?
Я кивнула, но ее это не остановило:
– Луна. Лунатики. Все самое плохое в человеке просыпается – насилие, придурь, что хотите. У меня подруга на «скорой» работает, она говорит, в полнолуние у нее больше всего дел. Люди просто с катушек съезжают. Все дело в приливной волне, наши тела тоже состоят из воды, – пояснила она, призадумалась на миг и добавила: – Но все-таки, думаю, Джордж был не совсем нормальный. Он-то бесился и в другие дни, даже когда луны вовсе не было.
Мне припомнилось, как я раскокала кружку о стену. Сказать бы Эрику: «Это все из-за луны». Вроде бы нелепо, но со мной что-то такое и правда бывает: в полнолуние да и в новолуние мне трудно уснуть. И даже не мигрень мешает, а натиск мыслей, слишком много мыслей, все сразу, быстро сменяют друг друга, словно луна – сигнальная башня, на которую настроен мой мозг. Все наплывает одновременно, не задерживаясь и не фильтруясь. Вот я и заявилась в адвокатскую контору в поисках отцовских шариков – не безумие ли? «Это все из-за луны». Впрочем, наплевать, что именно меня побудило. Главное, я делаю это, и если для этого требуется стимул в виде луны, отлично, пусть стимулирует.
Потом я подумала, в каком восторге будут мальчики, если небо действительно померкнет. Если на идеально ясное небо не набегут тучи и не лишат всех шанса полюбоваться затмением. Любопытно, где я окажусь в тот момент, что буду делать во время затмения – вот бы в тот самый момент и найти папины марблс. Великий сыщик Скуби-Ду под покровом тьмы пробирается в дом Микки Флэнагана и крадет свою добычу из сейфа, спрятанного за картиной в отделанной ореховыми панелями стене.
– Сегодня новолуние, – гнет свое Эми. – Его еще называют черной луной, потому что виден только черный круг. Если люди с ума сходят в полнолуние, что же с ними творится в черное полнолуние? Я к тому, что нам бы лучше сегодня сидеть дома и запереться на все замки. Кто знает, что может произойти?
И она смолкла, предоставив мне поразмыслить.
Зазвонил телефон, мы обе подпрыгнули, потом рассмеялись.
– Он вас ждет.
Я вошла в кабинет Микки Флэнагана, так и не решив, как себя вести, а встретил меня короткий и лысый мужичок, вылитый Шалтай-Болтай, с приветливым лицом. Мы с ним виделись после того, как отец слег, обсуждали, как уладить его дела, но с тех пор общались разве что изредка по электронной почте. Всякий раз, когда от Микки приходит письмо, я паникую: наверное, деньги кончаются, больше не сможем платить за папину реабилитацию. И я уклонялась от личной встречи именно потому, что боялась такого разговора. Микки поднялся, с трудом оторвав брюхо от края стола, и двинулся мне навстречу. Тепло пожал мне руку и забрался обратно в свое кресло.
Я нервничала. Вытащила из сумки папку с папиным каталогом и приготовилась вести допрос. Если он присвоил шарики, он же так сразу не признается, может быть, вообще не признается никогда, но я надеялась, что с моим появлением в нем хотя бы зашевелится совесть. Я продумала самые разные сценарии разговора, воображала его ответы: «Мне пришлось продать эти шарики, он очень давно мне не платит, не работать же мне даром?» Или: «Разумеется, я их продал, у нас с ним была договоренность, вот контракт, в такой форме он оплачивает мои услуги». Я продумала все варианты, но на каждый из них я мысленно отвечала одно: «Верните их!»
– Рад вас видеть, Сабрина, как отец поживает? – озабоченно спросил он.
– Как он поживает? – переспросила я, чувствуя, как ноги дрожат, все тело дрожит, даже язык.
Губы задергались, меня это сердило, и оттого еще больше усилились гнев и досада. Мне требовалось как можно скорее и без помех выговорить то, зачем я пришла. Нужно было избавиться от эмоций, но они закипали внутри так стремительно, что элементарный вопрос «Как он поживает?» послужил спусковым механизмом, и чувства затмили разум. Мне припомнились кошмары, в которых я пытаюсь кому-то (всякий раз другому человеку) что-то объяснить, но во рту у меня ком жевательной резинки, и чем больше я усердствую, пытаясь ее вытащить, тем больше ее становится и слова уже совсем не слышны.
Я откашлялась.
– Иногда забывает даже вчерашний день. А потом вдруг расскажет историю из своего детства во всех подробностях, так ясно и живо, что будто переносишься с ним в то время. Например, сегодня с утра он рассказывал мне о том, как мальчиком побывал на финале чемпионата Ирландии, когда Дублин побил Голуэй. Он припомнил каждую мелочь, так подробно все рассказал, что я словно смотрела матч вместе с ним.
– Ну да, такие дни не забываются, – добродушно и вежливо согласился он.