Игра в Реальность
Шрифт:
— Тсс! — шикнула Джудит. — Акт начинается. Не нужно мешать.
Лекс примолк и легко нашел глаза Каро — она безотрывно смотрела на Лекса в ответ. Открыто и с благодарностью. Несмотря на то, что по ее лицу пролегла печать усталости — бледная кожа, опухшие веки — Лекс смог прочесть, что Иви рада.
Во второй антракт Каро спросила, не хочет ли тетя чего-нибудь.
— Нет, милая. Давай посидим.
Каро и Лекс ждали, что Джудит возьмется расспрашивать Лоусена. Кто он, кем работает, какие у него планы и правда ли Лоусен
Лекс был бы рад переговорить с Каро, но чувствовал: ситуация далека от обыденной. А пока он раздумывал, что делать, начался последний акт.
Каро с трудом сосредотачивалась на осознании реальности. Она сидит в оперном, куда по доброй воле вряд ли бы зашла. Рядом тетя Джудит и Лекс. Тетя гладит ее руку, а Лекс молчит. Как он добился того, чтобы освободить одно место рядом с ними? Когда он вернулся? Почему не сказал, что прилетает сегодня? Или он давно в городе и не мог найти на нее время?
Тетя Джудит гладит ее руку. Движения такие слабые.
Тетя давно переживала, что у Каро нет молодого человека. Хорошо, что Лекс пришел. Тете будет спокойно.
Ей будет спокойно.
На сцене кружился бал. До Онегина, наконец дошло, что он влюблен в Татьяну. Справедливости ради, думала Каро, она, конечно, не любит русскую классику, но «Евгений Онегин» Пушкина в самом деле хорош. До нее тоже совсем недавно дошло, что она влюблена.
Будет ли Лекс все еще готов предложить ей себя? Что, если для него это в самом деле не более, чем игра? А то она ведь уже все… Уже не шутит.
Все это сложно. Куда проще было чертить кабинки в «Грейси-Холл».
Тетя Джудит сжала руку. Неожиданно сильно. До боли.
— Ах! — ахнула Каро. — Тетя! — всполошилась почти в голос.
— Тихо, — выхрипела Джудит. — Спекта…
Она не договорила, поддавшись агонии. Каро всмотрелась, вчувствовалась и поняла, что, стискивая ее руку до хруста костей, тетя пыталась удержаться в этом мире. Еще хотя бы на несколько секунд. Хотя бы на один миг.
И Каро оказалась немощна, чтобы удержать ее.
— Т… тетя Джудит? — позвала Иви. — Тетя Джудит!
— Девушка, тише! — обратились к ней с соседних мест.
— Каро? — Голос Лекса прозвучал с небывалой внимательностью. Прямо сейчас он был готов к чему угодно.
Иви откинулась на спинку и забилась в беззвучной истерике.
Почему это произошло сейчас? Почему здесь?! Почему она так долго тянула с походом в театр?! Почему она не нашла, где бы ставили «Иоланту»?! Может, какой-нибудь студенческий коллектив давал где-то представление, а она не нашла! Не самое совершенное, но такое светлое, доброе представление! Такое нужное… Такое правильное…
— Я сообщу администрации. Нужно вызвать экстренную…
Каро замотала головой.
— Она бы… она бы ни за что не простила… нельзя срывать спектакль, Лекс, — рвано выхрипела Иви.
Тот кивнул.
— Хорошо, я сделаю все тихо.
В другой ситуации Каро восхитилась бы его безукоризненной стойкостью и надежностью в критические моменты. Но сейчас Иви могла только сидеть, оглушенная нахлынувшей болью и вакуумом, пожравшим весь ее мир за одно мгновение.
Лекс вышел под недовольное шиканье зрителей: как невоспитанно — ходить посреди выступления! Контролер на входе тоже прошипел Лексу, что в гробу он видал таких невежд. Лоусен объяснил ситуацию и, в сопровождении контролера, второй раз за вечер направился в крыло администрации.
— Что вам еще надо? — встретили его с порога.
— У вас в зале труп.
— Что вы хотите сказать? Что это значит?! Я сейчас вызову охрану!
— Лучше скорую, — сказал вошедший следом сотрудник театра.
— Присядьте, пожалуйста, — соблюдая вежливость, обратился Лоусен. — Я все объясню.
Когда он вернулся в зрительный зал, Каро сидела недвижно, как статуя. Словно трупное окоченение передалось и ей.
Оставалась последняя картина — объяснение Онегина с Татьяной. Лекс не знал, слышала ли Каро что-нибудь. Видела ли. Однако на последних репликах Онегина губы Каро двигались синхронно.
— Позор… тоска… О, жалкий жребий мой!
Занавес.
Аплодисменты.
Зрители вставали, рукоплеща.
Каро наклонилась вперед, сотрясаясь всем телом.
Такова ее реакция. Обычно Каро не плачет. Она мечется. Задыхается. И теряет ощущение пространства.
Так ли он, Лекс, был прав, убеждая девушку позволить себе чувствовать эмоции? Есть люди, для которых острые переживания губительны. Они разрушают их, как ржа не стойкий к коррозии металл. До тех пор, пока от людей, как и от металла, не остается трухлявая крошка.
Что, если в отстранении от чувств заключался защитный механизм, обеспечивавший Каро выживание?
Что если…
Зрители принялись покидать зал, однако один из выходов оказался перекрыт. Его оцепили желтыми лентами, чтобы беспрепятственно могли войти санитары.
В их сторону оборачивались головы. И Каро хотела закричать: «ХЕРА ЛИ ВЫ ТАРАЩИТЕСЬ?!»
У нее что-то спрашивали. Она не понимала, что именно.
— Скажи им что-нибудь, пожалуйста. — Иви возвела на Лекса опухшие глаза.
Лекс кивнул сотрудникам экстренной помощи:
— Мы поедем в отдельной машине следом.
В дороге Каро безотрывно глядела перед собой. Пока не приспичило отыскать телефон. Как она не забыла сумку? Каро не помнила. Она набрала номер.
— Доктор Далт. Это Каро.
— Я слушаю вас.
— Я… скажите сотрудникам, чтобы не ждали тетю Джудит.
Тишина, разрываемая звуком сирены едущей впереди Амбьюлэнс, душила Иви. Каждая секунда в ней отдавалась падением тяжелой смоляной капли на темечко — как в старых китайских пытках.