Игра в сумерках. Путешествие в Полночь. Война на восходе

Это

дневник Тео Ливиану. Если ты его читаешь – знай, ты уже труп. Я тебя где угодно найду и поверь, ты не досчитаешься пальцев не только на руках, но и на ногах. Положи книжку, где взял, и беги, пока не задымятся подошвы.

10 марта

В прошлом году это случилось впервые. Я отпраздновал свой очередной день рождения, проснулся наутро – и понял, что не помню ничего, даже своих подарков. Все стерлось из головы, вся жизнь! Никто не смог объяснить, почему так произошло, даже отец. Это было жутко, и мне страшно: вдруг однажды забуду не один день, а вообще всю жизнь? Начинаю дневник, где буду писать все, чтобы помнить, кто я такой.

Я живу с родителями за Извором, там, где кончаются курганы. Их оставили даки, древние люди, жившие в Карпатах и считавшие себя волками. В курганах даки хоронили своих мертвецов – так мне отец объяснил, а еще добавил, что мы должны жить именно возле кладбища. Ну вот зачем? Но он твердит, что так надо. Скучно здесь! Хочу с кем-то дружить. Бродить целый день по дорогам, как изворские ребята, придумывать что-то вместе, болтать, смеяться. Видел их компанию на прошлой неделе. Лазили на заброшенную водяную мельницу. Им весело, не то что мне. Хотелось бы с ними! Но горожане не слишком-то рады видеть мою рожу в своей компании.

Честно говоря, они вообще не хотят, чтобы я шнырял поблизости. Хотя я им ничего плохого не делал. Однажды познакомился с парой ребят, но, когда они узнали, что я живу у могильников, меня прогнали. Еще кричали вслед, что мой отец – черт и колдун и чтобы я к ним больше не подходил. Вот придурки! Отец никакой не колдун, он знахарь. Но люди в Изворе все равно его боятся.

А еще у нас есть семейная тайна – родители не просто люди. И об этом мне строго-настрого запрещено говорить.

Мой папа – хороший. Вчера он сделал мне дудочку, «флуер» называется, и учит меня играть на ней. Правда, пока я высвистываю, как недобитый суслик.

Все-таки здорово, что я завел дневник. Постараюсь описывать каждый день так подробно, как смогу, наверное, будет забавно перечитать события через год-другой. А еще – это хоть какой-то способ поболтать, когда у тебя совсем нет друзей.

Будь у меня возможность исполнить любое желание – я бы загадал себе друга.

11 марта

Бродил по курганам ближе к городу, искал Севера. Филин куда-то улетел, а я хотел взять его на ловлю. Увидел одного мальчишку. Хотел сразу подойти к нему, но не решился. Наблюдал из-за дерева, как он мечет в пень ножик – дешевенькую железку, из тех, что гнутся пальцами. Нож пролетел через лужайку с дюжину раз, пока не сбил старый башмак в шаге от цели. Ну и достижение!

Я хмыкнул и вынул свой. На лезвии – филин, сам выгравировал. Мальчишка замахнулся, но я был проворнее, и через мгновение рукоять моего ножа торчала точнехонько в центре пенька.

Мальчишка охнул. Он оглянулся, увидел мою физиономию, пробежал взглядом по лохмотьям и застыл. Мы молча таращились друг на друга. Наконец он выдохнул:

– Ого… Кому ты душу-то продал?

Ну вот! Я уже хотел убраться по-быстрому, когда понял, что это шутка. Мальчишка вытянул нож и подал мне с улыбкой.

– Ух ты, крепкая сталь! Мне б такой.

В его голосе была зависть, но я обрадовался.

– Как тебя зовут? Я тебя ни разу тут не видел. Где живешь?

Я неопределенно махнул рукой: «Та-а-ам» – и назвался. Мальчишку звали Гелу, и мы с ним оказались ровесники.

– Ну, вообще-то, другие ребята в нашей компании старше. – Он почесал затылок. – Думитру, например…

– Думитру? Кто это?

– Он у нас вроде как за главного. – Гелу снова восхищенно посмотрел на мой нож. – Слушай, ты так здорово мечешь! Я вторую неделю мучаюсь, ничего не выходит. А можешь… еще раз?

В его взгляде сиял такой восторг, и он был явно не против моей компании… Это было так здорово! А когда я показал, что умею, Гелу упросил его научить. Думаю, мы можем подружиться. Да нет, мы уже подружились – проболтали на лужайке до самой темноты. Было интересно сидеть на поваленном стволе, обсуждать городские слухи: смерть мельничихи – сам видел, как ее на прошлой неделе хоронили; подготовку к ярмарке и запуск фейерверков на Равноденствие.

– Ты пойдешь на праздник с родителями? А хочешь с нами? Представляешь, Думитру решил залезть на крышу ратуши! Если мэр нас заметит – убьет. Но смотреть оттуда на фейерверк – это что-то! Как вспомню прошлогодний праздник, мурашки по коже… Как напоследок ту золотую вспышку пустили в небо! Она так завыла, я аж присел – думал, сирена! И потом ка-а-ак бабахнет, и всю площадь будто золотыми монетами засыпало. А какие-то дурни решили, что это настоящие, и давай хватать, ну а то же искры – они в руках и растаяли… Ха-ха! Да, здорово было… Вот бы и на этот раз что-то такое выдумали, а? Огненные цветы или стрелы…

Я молчал. Язык превратился в слизняка и прилип к небу. Что ему сказать? Ярмарка на Равноденствие. Двадцатое марта. Мой день рождения.

Я ответил, что это отличная задумка, но пока не знаю, смогу ли отпроситься у родителей. Соврал, да. А что было делать? Не говорить же, что во время праздника превращусь в истукана, а после все забуду?

Гелу протянул: «Ну ла-адно». Мы попрощались, и он даже не оглянулся. Разочаровался, ясно же. Я всю ночь искал Севера и пинал сухие шишки.

13 марта

Вчера снова встретил Гелу, и он спросил, почему я гуляю по курганам. Неужели не боюсь могил, о которых столько страшилок рассказывают? Он сам видел, как на вершинах по ночам загораются огни. Вчера такой мелькал на верхушке Великана. Я не стал рассказывать, что это был мой огонек: Север поймал кролика, и мы устроили ранний завтрак. А после… Я соврал еще раз.

Дело было так: Гелу начал рассказывать о Думитру и компании, и мне стало интересно. Он заметил, что компании скоро предстоит большое дело. И ребята наконец возьмут его с собой. Может, они согласятся взять и меня, сказал Гелу. Я хорошо мечу ножи и смогу пойти на дело, хоть я и новичок.

Я обрадовался. Но Гелу промолчал насчет того, что это за дело. Он объяснил, что не должен рассказывать без разрешения Думитру, иначе главарь разозлится. Потом мы побродили возле могильников, но Гелу побоялся залезть на холм. Он сказал, что уже поздно и ему пора домой, иначе отец снова его побьет. У Гелу на щеке чернел огромный синяк: как-то на днях он проболтался на улице до полуночи, и отец чуть его не убил. Я понял, что однажды видел его отца, они с другом шли, шатаясь, и их лица казались синими и страшными. Но Гелу – другой, он мне нравится.